Кирилл Войнов - Со мною в ад

— Пожалуйста… — повторил он, убрал платок в карман и с тревогой поглядел на меня.

— Вы сказали, что на работу вы отправились в семь сорок. А когда вы обычно просыпаетесь, когда встаете?

— По-разному — в семь, семь пятнадцать… А что?

— А ваша жена? — продолжал я спрашивать, не отвечая на его вопрос. — Когда она встала в то утро?

— Жена всегда встает раньше меня. Одеть ребенка, приготовить завтрак, то-се… Она всегда встает рано…

— А где ваш ребенок сейчас?

— В селе, у стариков. Мы оставили ее там, пусть учится, здесь у нас условий нет — одна комната, сыро…

— Что вы ели в тот день на завтрак?

— Что? Что вы имеете в виду?

Интересно — он действительно не понял или пытается выиграть время?

— Что вы ели на завтрак, прежде чем уйти на работу? Вам жена приготовила еду, как обычно, или сами?

Он наморщил лоб, поглядел на потолок, потом на меня.

— Мм… не припомню… Да… Она хотела поджарить хлеб, но времени не было… Остались с вечера две котлеты… Я съел их холодными…

— А был ли у вас разговор о том, что готовить на обед? Вы обедали вместе? Обычно вы вместе обедаете? Как было на этот раз?

— Обычно мы вместе обедаем… Очень часто… Я работаю близко от дома… Она тоже… Ну и потом, она занята в читалиште [4] Дом культуры, где есть библиотека, читальный зал, любительские кружки. полдня, у нее остается много времени… Но не всегда…

— А в этот день?

— На этот день у меня были талоны на обед в столовую, потому что жена собиралась к зубному врачу, а там большая очередь… Но утром она сказала, что не пойдет к врачу, потому что купила свежие кабачки и хочет их поджарить, чтобы я пришел домой в обед. Я сказал: хорошо. Я люблю жареные кабачки…

Он замолчал.

— Ну а потом?

— Что — потом?

— Сказали — хорошо, а обедать не пришли.

— Ну откуда я мог знать, что мне подвернется машина? Мне как сказал Младенов, я чуть не рехнулся. Сколько времени уж я жду!

Он снова вынул платок и вытер потную лысину.

— А где же вы все-таки были в обеденное время? Где обедали?

— Нигде. Нигде не обедал. Я был в нашем ангаре у бай Грую на станции Искор, машину смотрел. Он сказал, что машину оценили в тысячу шестьсот пятьдесят левов. У меня было тысяча двести в инвестиционном банке, собирал на квартиру. Но решил взять их… Дома у Венче было около пятисот левов. Я позвонил ей по телефону, чтобы принесла поскорее, время терять нельзя было. Она пришла в ангар, принесла деньги. Я передал их в кассу и получил машину. Надо было ее зарегистрировать, поэтому я тут же помчался в металлоремонт к Данчо. Нет-нет, сначала я поехал на службу и взял Младенова, они с Данчо приятели…

— А ваша жена? — прервал я его.

— А что жена? Она вернулась домой… А перед тем сказала что-то вроде того, что ее сестры заходили к нам по пути в Хисар, оставили цыпленка, и она приготовила его. По-моему, она снова звала домой обедать, но голова у меня была забита, и я не прислушался. Только к трем часам я проголодался, купил две баницы и съел их в машине.

Я поглядел на листок с алиби.

— Вы говорили, что в десять двадцать ваш шеф подписал заявление и вы тут же вышли. В Искоре вы были в пять минут двенадцатого. Вам не кажется, что вы уж слишком быстро попали туда? На чем вы ехали?

— Когда человек спешит, то он найдет способ… — ответил он, глядя куда-то в сторону.

— Вы сказали, что жена принесла вам деньги и упомянула о сестрах. А раньше был ли у вас с женой разговор о том, что сестры приедут в гости? Например, утром, прежде чем вы разошлись на работу, — не было ли речи о прибытии сестер в этот день?

— Нет, ни о чем таком мы не говорили. Жена не знала, что сестры должны быть в Софии. Если бы она знала об этом, она сказала бы мне… Незачем было скрывать это. Они как-то писали, что хотят поехать в Хисар на экскурсию, но это было давно. Когда жена приехала на склад, она сказала, что сестры только проездом побыли у нас, автобус три часа должен стоять в Софии, они успели повидаться с ней и уехали…

До разговора с Томановым я выписал на отдельном листке вопросы, которые меня более всего интересовали, но листок остался в ящике стола. Я выдвинул ящик, сделав вид, что ищу что-то, и поглядел на листок. Прежде всего я наткнулся на запись: «Она жива?» Это первый вопрос, который Томанов задал в больнице. Может быть, Пенков виноват в том, что мне захотелось выяснить, не выдал ли себя этим вопросом возможный отравитель, чтобы проверить, удалась ли его операция… Однако теперь мне все это показалось просто излишней мнительностью или того пуще — глупостью.