Анна и Сергей Литвиновы - Ремейк Нового года (сборник)

Ведущий, кстати, в долгу не остался и пустил по Москве шутку: Поляновский, дескать, после успеха «Тысячи и одной ночи» готовит сиквел своей биографии под названием «Четыре танкиста и собака» (намек то ли на зоофилию, то ли мужеложество, которым, видит бог, старый сатир на самом деле не был подвержен). Разумеется, хмелевская шутка дурного толка дошла и до режиссера, и тот, говорят, долго скрипел вставными зубами.

И, наконец, последнее, восьмое место за столом оказалось пустым. Оно располагалось как раз рядом с телеведущим. С другой стороны от пустого стула уселся Дима – так, чтобы оказаться рядом с психологиней и напротив фигуристки. Обе показались ему достаточно красивыми, разумными и циничными женщинами для того, чтобы затеять с ними флирт, который, глядишь, перерастет во что-то большее (но малообременительное). Верная и любящая девушка Надежда порой казалась журналисту слишком пресной.

На счастье собравшихся, издатели не стали мучить их речами. Никаких подведений итогов года и здравиц руководству. Директор «Фобоса» вышел, произнес лапидарно: «Всех вас с Новым годом!», – и сразу же на сцену выскочила группа «Аморальный случай» и грохнула вживую свой хит «Дельфины не летают». Молоденькие редакторши, художницы, пиарщицы завизжали от восторга и бросились танцевать. У сцены немедленно сбилась веселая куча-мала.

Никто из солидных людей, сидящих за Диминым столом, плясать не пошел. Громкая музыка беседе не способствовала, поэтому все стали молча налегать на выпивку и закуски. Пили и ели кто в лес, кто по дрова: режиссер Поляновский вкушал икру, запивая ее почему-то виски. Пиарщик Илья предпочитал водку и закусывал салями. Психологиня Нилова смело глушила коньяк, заедая сыром. Манирова прикладывалась к шабли и устрицам. Фигуристка Безруцкая блюла то ли рождественский пост, то ли собственную фигуру: щипала виноград из вазы, разделывала на тарелке банан. Недалеко от нее ушел и Хмелев: жевал салатные листы, попивал минералку. И только Полуянов (всегда любивший поесть, но счастливо не полневший) налегал на весь провиант, что выкатили щедрые издатели: и на сыры, и на салями, и на устрицы, и на фрукты.

Ансамбль грохнул вторую забойную композицию: «Вечер красит черным цветом». И тут к столику подскочили три веселые девчушки из числа технического персонала. Все трое буквально вцепились в Хмелева, вытащили ведущего из-за стола и поволкли танцевать. Тот слабо сопротивлялся. Дима вдруг почувствовал укол ревности: слава богу, конечно, что девочки проигнорировали и мастодонта Поляновского, и жирного пиарщика Илью, – но они и на Полуянова, веселого, красивого, внимания не обратили. Подавай им знаменитого телеведущего!

Полуянов подвинулся поближе к Илье Понарину и саркастично проговорил, имея в виду ведущего: «Какой успех он имеет!»

– Да! – прокричал в ответ пиарщик. – Стоит ему куда-то прийти без жены, как без добычи он не уходит.

– А Хмелев женат? – поразился журналист – даже он, весьма осведомленный о личной жизни доморощенных знаменитостей, о сем факте не ведал. Музыка гремела так громко, что можно было разговаривать в полный голос, не таясь чужих ушей.

– Еще как женат! – проорал Илья. – Уже семь месяцев, первый критический срок. Ленка страшно бесится на Хмелева за то, что он такой бабник. И ревнует.

– Это ее место за столом пустует?

– Вестимо! Точно знаю: Хмелевым посылали приглашение на два лица.

– А почему ваш отдел протокола посадил его именно сюда? Они что, не знают, что все, кто сидит за нашим столом, его ненавидят.

– Почему? Я к нему нейтрально отношусь. Да и ты вроде тоже.

– А Манирова? Поляновский? Нилова? Безруцкая? Все на Хмелева зуб точат.

– А где прикажешь его размещать? Кто на него, скажи, зуб НЕ точит? К писательницам его не посадишь – всех успел оскорбить. То же самое и с фантастами, и с поэтами – Антон всем насолил, всех уязвил. Только те юные девчушки, с которыми он пляшет, им и восхищаются. Но его же за стол с корректорами не посадишь – не по чину.

«И правда, – задумался журналист, – Хмелев чуть ли не всех успел против себя восстановить и настроить. Режет в своей передаче правду-матку прямо в глаза, за словом в карман не лезет…»

Дима почувствовал приятную сытость и, утолив первичную потребность – голод, задумался об одной из вторичных, а именно – о сексе. Он отвернулся от пиарщика, наклонился к своей соседке психологине и прошептал:

– Я нуждаюсь в срочной психиатрической помощи.