Александр Черенов - Преступление из наказания

– Отслеживал передвижения?

– Похоже на то. В любом случае, папеньку сынок начал «критиковать», едва тот пристроился «на очке».

– Баба Надя? – «феноменально догадался» я.

– Они-с!

– А что – по поводу возвращения?

Я и не думал намекать подполковнику на недоработку. Но и «мент» оказался адекватен: «пуд соли» – на то он и «пуд соли».

– Опросили всех «небожителей», Петрович. Все в один голос клянутся и божатся, что в коллектив вернулись все… кроме сынка, который и не являлся «членом коллектива». А баба Надя показала, что сынок вывалился из дверей заведения под буквой «М» «в жопу пьяным» – цитирую первоисточник – сел в папину «Волгу», и укатил.

– Не рулевым, надеюсь?

– Нет: пассажиром. Кстати, охранник, дежуривший в тот вечер, подтвердил слова бабы Нади в части отбытия «наследника».

Я покосился на подполковника. Хорошо, так, покосился: с ухмылкой и иронией. На мгновение «опер» даже нырнул глазами в район гульфика, но там они пребывали только до моего текста.

– Ладно, Палыч. Как говорил великий комбинатор, «считайте серенаду законченной. Утихли балалайки, гусли и позолоченные арфы. Я пришёл к вам как юридическое лицо к юридическому лицу».

– Ладно так ладно, – несколько разочарованно откашлялся подполковник, уже возвернувший глаза на место. – Не хочешь серенады – прими голые факты.

– Принимаю.

– Мы побывали у сынка, и он произвёл на нас благоприятное впечатление.

– Кто-то, кажется, обещал – без серенады? – хмыкнул я.

– Хорошо: вместе с сынком мы обнаружили и его рубашку. А вместе с ней, точнее, на ней – и «пятна бурого цвета, похожие на кровь».

Подполковник словно забыл, что только что «отставил», и снова ухмыльнулся.

– Ну, ты же знаешь меня!

– Это ты – к тому, что «пятна бурого цвета» уже перестали быть «похожими на кровь»?

НачУУР «огорчённо» хлопнул себя по ляжкам.

– Ну, вот и поговори с этим человеком!.. Ладно: сдаюсь.

– «Биология» дала заключение?

– Ну, я попросил тетеньку…

– Кровь – «от нашего подзащитного»?

– Да!

Подполковник самодовольно шмыгнул носом, и подмигнул мне с видом неисправимого заговорщика.

– Но это не всё.

– Верёвка?

– Тьфу, ты!

«Опер» крякнул от огорчения, вскочил на ноги, и заходил кругами.

– Ну, до чего же ты скучный человек, Петрович! Хоть раз бы позволил чуду свершиться! Нет: всё-то он знает, всё планирует, всё предвидит, ничем его не удивишь!

Выпустив пар, он двинул на меня грудью, как на амбразуру.

– Ну, да: на верёвке, на которой упокоился наш клиент – кровь сыночка! Кстати, сыночек и недолго упирался.

– На «биологии» ты побывал до рандеву с сыночком?

– Ну, а то! – ещё раз «самодовольствовался» подполковник. – Исключительно для того, чтобы составить с клиентом разговор предметный, а не «вообще».

– И?

– Сынок показал, что оцарапал большой палец левой руки об осколок метлахской плитки в туалете.

Я вспомнил: что-то «бурое, похожее на кровь», эксперт соскоблил с уголка плитки.

– Подтвердилось?

– На все сто!

– И «пальчик» на плитке – тоже сынка?

– А то, чей же?!

– А сынок, разумеется, сказал, что хотел помочь папе – и от излишнего усердия брякнулся на пол?

– Петрович, я тебя убью! – взмолился подполковник. – Отнимаешь хлеб у убогого!

Я тут же «задрал лапки вверх»: «или мы изверги, какие?!»

– Ладно, убогий, «ешь свой хлеб» – я молчу в тряпку!

– Приступаю к «поеданию! – ухмыльнулся «опер». – Как ты думаешь, что мы обнаружили в кармане пиджака сыночка?

Он с таким энтузиазмом принялся объедать меня глазами, что мне тут же захотелось отказаться от своего обещания. И я так бы и поступил, если бы визави по моему лицу не догадался о своей промашке и моём намерении.

– Кастет, Петрович! А на нём – кровь!

– Потерпевшего?

– Нет – «Пушкина, Александра Семёныча»!

В этот момент я испытал двойственные чувства. С одной стороны, «козёл отпущения» был найден. Хороший, такой, «козёл» – весь в уликах и безнадёге. Можно было со спокойной – или относительно таковой – совестью рапортовать о раскрытии преступления по горячим следам. Глядишь, и на сотню рублей премиальных начальство расщедрилось бы. И всё бы ничего, если бы не классическое «но»: другая сторона, при взгляде с которой бесспорный убийца уже не выглядел бесспорным. «Другую сторону» представляли улики, которые совсем не укладывались – или укладывались «не совсем» – в такую хорошую версию. В такую хорошую для всех, кроме сынка.