Фредерик Дард - Подонки

Оба заключенных промолчали, и он рявкнул:

— Поняли?!

— У меня полный порядок со слухом, — пробормотал тот, что пониже.

— Я тоже не глухой, — сказал другой, — тут мне грех жаловаться!

Дерьмо, выплюнув цветок в камеру, провел своим омерзительным языком по толстым губам…

— Похоже, вы те еще фрукты! Ну ладно, посмотрим… Посмотрим…

Уже поворачиваясь, чтобы уйти, он добавил:

— Должен вас предупредить: тот парень, вместе с вами, он немой… Немой, убивший свою жену. Надеюсь, вы уживетесь. На всякий случай предупреждаю сразу: драк у нас не любят!

Он окинул их тяжелым взглядом, одного и другого.

— Пока!

Повернулся и ушел насвистывая.

Когда Дерьмо ушел, они еще какое-то время продолжали стоять неподвижно, не глядя друг на друга. Затем как будто что-то щелкнуло. Время, до этого как бы проходившее мимо них, вдруг вырвало узников из оцепенения и увлекло в своем безостановочном беге. Они впервые взглянули друг на друга. Они рассматривали друг друга с животным интересом, подобные двум встретившимся хищникам. Наконец, один из них — с заплывшим глазом — пожал плечами и оглядел камеру. Здесь имелось трое нар, устланных соломой и накрытых покрывалами. Немой занимал дальние.

Мужчина с разбитой губой указал рукой на жалкие ложа.

— Единственная свобода, которая осталась у нас, — ухмыльнулся он, — это возможность выбрать себе кровать. У вас есть какие-нибудь предпочтения?

Другой шлепнулся на ближайшие нары.

— Здесь не железная дорога, — вздохнул он. — По ходу движения или против…

Он вытянул ноги и скрестил руки за головой.

— Меня зовут Франк, — добавил он. — Фамилия теперь не имеет значения, я ее оставил при входе… в книге для посетителей… Что мне здесь нравится, так это то, что можно обойтись безо всяких документов…

Его спутник бросился на кровать лицом вниз. Вытянув руки вдоль туловища, он зарылся головой в вонючую солому. Она пахла потом и еще какой-то дрянью. Запах был острым и одуряющим, впрочем не таким уж и противным, если привыкнуть.

— А меня Ал, — ответил он наконец.

Голос его казался глухим и едва различимым.

— Можешь мне тыкать, — добавил он, — все равно рано или поздно мы дойдем до этого. Лучше начать сразу!

Франк ответил:

— Спасибо! И взаимно…

Немой не издал ни звука. Он сидел на кровати и со смиренным видом разглядывал своих новых сокамерников.

Это был маленький худой человечек с желтоватым цветом лица, серыми волосами, большим носом и густыми, кустистыми бровями.

Ал медленно приподнялся на локте и подмигнул немому. Он чувствовал себя выпотрошенным, как труп.

— Ну ладно, — произнес он вслух, — сегодня еще чувствуешь себя не в своей тарелке, а завтра начнешь привыкать…

Франк вздрогнул:

— К чему привыкать?

Его спутник неопределенно повел рукой.

— Ну… ко всему! К тюряге… ко всему остальному… Я привыкну к тебе, ты ко мне… Жизнь — хорошая штука!

— Что-то я сомневаюсь…

— В чем ты сомневаешься… Что привыкнешь ко мне?

— Да, — со злостью ответил Франк. — И еще в том, что жизнь хороша! Иногда она такую рожу тебе состроит!

Он пальцем показал на немого.

— Вот, посмотри, на что она похожа, твоя жизнь, идиот чертов!

Вместо того чтобы рассердиться, Ал улыбнулся. Немой сделал усилие, пытаясь уловить смысл, он видел, что речь шла о нем, но вновь прибывшие смущали его. Они не походили на других заключенных!

— Ты первый раз попал сюда? — поинтересовался Ал.

— Тебе-то что?

— Да, в общем, ничего…

— Тогда в чем дело?

— Ты знаешь, говорить ни о чем тоже одна из необходимых привычек! В этом занятии время нам не помощник. Время! Смешно подумать, обращал ли я на него раньше внимание! Конечно, я ведь водилой был… Ну, теперь…

Он потянулся, постанывая от удовольствия.

— Зато теперь я спокоен: хоть дождь, хоть солнце, мне наплевать… Мне наплевать! Мне наплевать…

Он заорал во всю глотку. Франк взглянул на него краем глаза. Не с беспокойством, а, наоборот, с любопытством.

По израненным щекам Ала текли слезы, и он спросил:

— Слушай, как ты думаешь, кто-нибудь в этом мире смотрит сейчас на барометр или слушает сводку погоды по радио?

Франк поднялся и подошел к решетке. Жадными руками он схватился за прутья и выглянул наружу.

Коридор был пуст. Слышна была лишь возня заключенных в других камерах.

— Нет… Ничего больше не существует! Ничего! Остались одни прутья… Вот они реальны… Прутья кругом как железный лес! И я здесь один… Совсем один…