Софи Ханна - Комната с белыми стенами

– Сексист, – проворчал недовольный женский голос.

– Возможно, у него вообще не было причин убивать Даффи, кроме как доказать нам, что им движут иные мотивы, – продолжал Саймон. – Он не только скрупулезен – каждый раз аккуратно рисует свои четверки и семерки, но и объективен. По крайней мере, ему кажется, что он разумен и справедлив. Он хочет, чтобы мы заметили эту его черту. Возможно, в его представлении бдительность равна крайней глупости. Это удел немытых, озлобленных, читающих исключительно таблоиды пролетариев. Она не в его вкусе, ибо он умен и, если хотите знать мое мнение, типичный представитель среднего класса. Он хочет, чтобы мы поняли: любой самосуд, который он вершит сам или руками Лысого, – это благородное правосудие, а не примитивная месть. Убив полководцев двух противоборствующих армий – Хелен Ярдли и Джудит Даффи, – он показал нам, что он непредвзят и справедлив.

Все молчали. Никто не решался заговорить первым. Пруст стоял, сложив на груди руки, и, вывернув шею почти под углом в девяносто градусов, смотрел в потолок. Не иначе как медитировал.

– Если никто не желает высказаться, давайте это сделаю я, – заявила Тина Рамсден после десяти секунд мертвой тишины. Взяв со стола свои заметки, она высоко подняла их, чтобы все видели, и разорвала пополам, а половинки – еще раз пополам. – Вы даже не представляете, как нелегко мне это сделать, после того как я провела весь предыдущий вечер, пытаясь свести концы с концами. Но я хочу быть честной и потому скажу: в моих услугах нет необходимости, – заявила она. – Я готова снять шляпу перед глубоким, вдумчивым анализом детектива Уотерхауса.

– Перед чем? – переспросил Пруст, отрывая взгляд от потолка.

Рамсден посмотрела на Саймона и сказала:

– Я отдаю предпочтение вашему психологическому профилю.

– То есть ты считаешь, в его планы входило подхватить тебя на руки и потом хорошенько трахнуть? – с энтузиазмом спросила Оливия Зейлер.

Бросив все дела, она примчалась в Спиллинг позаботиться о сестре. Первым делом Оливия убедилась, что у Чарли нет серьезных травм, которые потребовали бы санитаров, носилок и наложения швов.

– Понятия не имею, – ответила Чарли. – Знаю одно: он прислал мне любовное письмо. Вернее, клочок бумаги с просьбой вернуться в субботу как можно раньше.

– Но когда он увидел тебя, то даже не шелохнулся. – Оливия в расстроенных чувствах сморщила носик.

– В следующий раз он увидел меня через несколько минут после того, как к моей голове было приставлено дуло пистолета, из которого убийца застрелил Джудит Даффи. Я была слишком потрясена, чтобы вспомнить про секс. Саймону же не терпелось опросить меня про человека, которого они называют Лысым.

Оливия фыркнула.

– Его баланс «работа – жизнь» похож на детские качели, на одном конце которых намертво пристегнут бетонный носорог. По крайней мере, он прислал тебе любовную записку. Согласись, что это уже прогресс.

Чарли кивнула. Они с сестрой сидели за ее кухонным столом и пили чай, хотя Оливия захватила с собой бутылку розового шампанского.

– Отпраздновать, что ты осталась жива, – пояснила она.

Солнце сияло так, как будто забыло разницу между зимой и летом. Чарли была вынуждена опустить на окне жалюзи. С того момента, как Саймон прислал ей те одиннадцать слов, солнце сияло не переставая, хотя всякий раз, когда она включала местные новости, ей твердили про низкую серую облачность. Но Чарли предпочитала доверять собственным чувствам. А телевизионщики ошибались.

– Я едва не скрыла от тебя любовную записку, – сказала она.

– Что? – ужаснулась Оливия Зейлер, для которой не было ничего страшнее, чем не узнать очередную новость.

– Я подумала, что ты сочтешь это жалким клочком бумаги. Ведь на нем даже не было слова «люблю».

– Прекрати! Неужели я в твоих глазах такая бессердечная?

– У нас с ним небольшие разногласия по поводу медового месяца, – призналась ей Чарли. Неужели она так привыкла цапаться с сестрой, что ей в срочном порядке понадобилось нечто такое, к чему та могла бы придраться, а ей самой при этом занять привычную оборонительную позицию? – Родители Саймона жутко боятся летать самолетом, и он начал с того, что лучше поехать куда-нибудь в пределах страны.

– Скажи родителям Саймона, что им не нужно сопровождать вас во время вашего медового месяца.

– Ты, как всегда, шутишь? Да у них сердцебиение, стоит им пройтись до конца сада. Нет, они боятся за Саймона. Мать заявила ему, что не сомкнет глаз в течение двух недель, если узнает, что он решил воспользоваться, как она выразилась, «аэропланом».