Генрих Мамоев - Валютчики

…Обклеив себя поясом из пачек американских долларов, обтянутых скотчем, я сделал несколько приседаний, чередуя их глубокими вдохами-выдохами. Пояс немного давил, но я надеялся, что за три часа, включая поездку во Внуково, не помру от удушья или скажем аллергии на деньги. Десятку для Аслана заранее убрал во внутренний карман куртки, рассчитывая, что девочки из депутатского зала не обратят внимания на такую мелочь. Надел вторую футболку, сверху накинул рубашку и, покрутившись перед зеркалом, как фря, удовлетворенно отметил, что ничего не видно. Серега тоже казался довольным. Как и предполагалось, после ужина он пытался зазвать меня в «Метлу», но я напомнил ему о деньгах в диване и что с утра нужно ехать к армянам. Он согласился и отправился тратить деньги в казино. Вернулся Серега под утро возбужденный, разбудил меня и вывалил на стол несколько пачек рублей.

– Порвал чертов «Голден Палас»! – надменно заявил Серега, глядя на меня, как Наполеон при заключении Тильзитского мира на Александра.

– Ты ж в «Метлу» вроде поехал?

Я посмотрел на часы, было около шести часов утра, и мысленно ругнулся – чуть не проспал!

– Да ну ее, «Метлу» эту! – Серега досадливо отмахнулся. – Вымели подчистую! Хорошо, Севу встретил, взял у него десятку и поехал в «Палас»! А там уж…!

Сева Морозов, о котором он упомянул, тоже торговал спиртным, а его квартира находилась в одной из трех уродливых башен аккурат за казино «Метелица», где он с завидной регулярностью сливал заработанные непосильным трудом миллионы. Сева был родом из того же славного сибирского города, что и Серега, под названием Куйбышев, и они, можно сказать, приятельствовали, тем более оба были повернуты на игре. Прикинув на глазок вываленные рубли, я констатировал:

– Так здесь почти десятка и есть.

– Ну, да! – Серега сощурил глаза. – Сначала я почти все слил, а потом поперло! Крупье раз двадцать меняли, а хрен им! Наше дело правое, победа будет за нами!

Я усмехнулся. Его победу, скорее, можно назвать пирровой, но я не стал портить ему настроение своей занудностью. В кои-то веки человек вернулся из казино с деньгами – это чего-то да стоило…

Выпив традиционные двести миллилитров кофе по-польски, мы поехали к армянам, где нас уже ждал хмурый, как и всегда, Армен. Он все пытался узнать, почему мы берем вперед с утра, заведомо теряя на этом, но я не стал посвящать хитрого валютчика в наши планы, ограничившись емким словом «надо»!

– Броневик подъехал, – сказал выглянувший в окно Серега, и я встал.

Серега придирчиво осмотрел меня, зевнул пару раз и спросил:

– Мне поехать с тобой в порт?

– Зачем?

– Ладно, – еще раз зевнув, Серега озабоченно произнес, – черт, торги бы не проспать!

– Будильник заведи, – я кивнул на допотопный будильник довоенного производства, почему-то напоминавший мне суровое школьное детство.

– Думаешь, разбудит? – В голосе сибирского компаньона звучало сомнение.

– Этот мертвого разбудит – звенит, аж на улице слышно.

– Ладно, – Серега присел на диван, – надо бы диван заменить – какой-то он у тебя…

– Не надо, – перебил я, – это сейф. Все, я пошел. Закрой за мной.

– Ага, – зевая, кивнул Серега…

– Позвоню, как приземлюсь.

– Угу, – частота зевков увеличивалась с каждым ответом, – звони…

…Водителем сегодня был Лева, и я с облегчением подумал, что не придется вдыхать пары польского перегара, волнами исходившие от вечно страдающего похмельем «Кефира». К тому же Лева когда-то был автогонщиком, и с ним можно было не опасаться опозданий или других неприятностей типа аварий.

– «Внучка»? – коротко спросил Лева.

Кивнув добродушному гиганту Сене, я устроился на заднем сидении «Фольксвагена» и сказал:

– Ага. У нас около часа.

– За глаза! – бодро ответил Лева, вдавливая педаль в пол…

Хватило и в самом деле за глаза и за брови. Мне даже пришлось минут двадцать посидеть в кафе на втором этаже, где какие-то народные избранники поперек себя шире решали важные вопросы за утренней рюмкой. Усевшись подальше от них, я заказал себе кофе, рассеянно глядя на летное поле и думая о Майе, которая наверняка обидится, если уже не обиделась, что я так и не позвонил ей. После того случая, когда, опасаясь за меня, она вышла ночью к цирку на Цветном, наши отношения из дружеских вдруг превратились в нечто большее. Нет, она еще не была «моей девушкой», но в глубине души я был уверен, что рано или поздно это случится. Мы переживали конфетно-цветочный период, несмотря на то что уже видели друг друга голыми. Но я романтик, по крайней мере, хочется в это верить, тем более что испытывал к ней куда более сильные чувства, чем казалось вначале. Было в Майе нечто такое, чему я не знал определения, но мне это очень нравилось. Подумав, что еще есть время, я допил кофе и подошел к стойке.