Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда

В тот день, когда в лагерь должен был прийти Фома Филимонович, я, выражаясь официальным языком, окончательно принял на себя командование группой и провел с ребятами обстоятельную беседу.

Это происходило прохладным, росистым утром.

Мы проверили наличие имущества, оружия, боеприпасов, специальной техники, продуктов и взяли всё на учет. Того, чем располагала группа, и того, что было сброшено в мешке, было вполне достаточно для выполнения поставленной перед нами задачи.

Затем я сказал Семену, что хочу осмотреть Полюс недоступности и подступы к нему. Мы обошли остров, а потом отправились через болото в лес.

В болоте гнездилось множество дичи. Кулички и бекасы выпархивали из-под самых ног.

И я невольно сказал:

- Вот бы сюда централочку!

Семен, шагавший рядом, тряхнул своим непокорным чубом, усмехнулся и сказал:

- Нет, мы ведем себя тихо.

- И правильно. А вблизи никто не появляется?

- Вблизи нет, - ответил Семен, - а вот на озере, километрах в семи отсюда, Березкин как-то видел двух крестьян. Рыбу ловили бреденьком. Но это было еще весной.

Дальше он рассказал мне, что группа помимо наблюдения за резиденцией Гюберта вела и обычную разведку. Ребята поочередно выходили в отдаленные населенные пункты и, называя себя партизанами, что было удобнее всего, беседовали с жителями и узнавали от них различные новости. Ребята также совершали вылазки на шоссейную дорогу и наблюдали за прохождением воинских транспортов. Все сведения передавались на Большую землю.

- А партизаны далеко? - поинтересовался я.

- Не особенно, - ответил Семен, - километров двенадцать. Столько же, сколько до шоссе, но в другую сторону. Логачев дважды проведывал их.

Обход занял около трех часов. Я получил полное представление о Полюсе недоступности.

Возвращались в лагерь проголодавшиеся, уставшие и еще издали заметили царившее там оживление. До нас доносился громкий говор, смех, а когда мы вышли из зарослей орешника, то увидели Фому Филимоновича в окружении Тани и ребят.

Они сидели у пылающего костра, под березой, где я впервые пришел в себя. Над огнем висел закопченный котел, из него валил пар.

Фома Филимонович, увидев меня, поднялся с земли и заторопился навстречу.

Он обнял меня и долго тискал, приговаривая:

- Заждался тебя, душа моя! Заждался! Грешным делом, подумывал, что не свидимся... Какой же ты чахлый!

- Маленько прихворнул, - ответил я, вглядываясь в подсушенное временем и заботами лицо старика.

- Слыхал, слыхал... Ребятки всё рассказали. И угораздило же тебя влипнуть в это болото, пропади оно пропадом! - Старик покачал головой и потянул меня к костру.

- Ты надолго? - спросил я.

- Да часика на три... - ответил Кольчугин и обратился к Тане: - А ну-ка, дочка, давай глухаря налаживать.

Таня бегом бросилась в куст орешника и вернулась с ощипанным и выпотрошенным глухарем.

- Ну-ка, Мишутка, - обратился старик к Березкину, - спроворь мне листьев, да покрупнее. Живенько!

Березкин побежал выполнять поручение.

Фома Филимонович поглядел ему вслед, подмигнул мне и спросил:

- Как паря?

- Хорош!

Кольчугин усмехнулся и заметил:

- Сущий цыган... ни дать ни взять. И большой умелец. У него из рук ничего не вывалится!

Фома Филимонович поворошил палкой костер, сгреб в сторонку горящие поленья и золу и, вытащив из-за голенища большой нож, вырыл им в земле вместительную ямку, На самое дно ее он насыпал золы. Когда Березкин принес листья, старик аккуратно обернул в них глухаря, положил в ямку, засыпал ровным слоем золы и земли и передвинул костер на прежнее место.

- Вот так... - проговорил он, вытирая о траву нож.

В котле бурлило какое-то варево, и аппетитный запах щекотал ноздри.

Все расположились вокруг костра, смолистый дымок обкуривал нас и разгонял мошкару. Сквозь зеленые кружева ветвей проглядывало густо-синее безоблачное небо.

Фома Филимонович подвинулся, положил руку на мое колено и сказал:

- Значит, сон в руку выдался. Привиделось мне сегодня в ночь, будто я от тебя письмишко получил. И вручил мне его Похитун. Пришел - а ты уже тут.

- А как Похитун? - спросил я.

- А что Похитун? Он не живет. Прикидывается, что живет. Все мертвую закладывает. Съедает его винный червячок, съедает. Все свои беды и радости вином заливает. Пропащий человек! А мы с ним "душа в душу", Сошлись мы... Ты прав был, Кондратушка: надо... для пользы дела. Тьфу!..

- Ты что же, пешком?

- Зачем пешком, на кобылке! Я ее на заброшенном зимовье оставил. Стреножил и оставил. Пусть пасется. Сено ноне выдалось высокое, жирное. Хорош был бы укос. Э-хе-хе! И погодка стоит подходящая. Я кружным путем до зимовья ехал, а сюда, конечно, пешочком, с ружьишком. Пока шел, глухаря и двух тетерок взял...