Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда

- Ночь-то какая дрянная! - сказал Ветров.

- Должна когда-нибудь и дрянная быть, - как можно бодрее отозвался я.

Ветров промолчал. Я выкурил цигарку и возвратился в землянку. Таня лежала неподвижно, лицом к стене. Она или спала, или делала вид, что спит. Я закрыл глаза, но, конечно, заснуть не мог. В голову лезли тревожные мысли. Уж не увяз ли Семен в проклятом болоте? В такой темноте это не мудрено, тем более что в нескольких местах тропинка совсем уходит из-под ног и приходится прыгать с кочки на кочку. Я сам убедился в этом, когда мы провожали Фому Филимоновича, и дивился старику, который так спокойно и уверенно - в его годы! - скакал по кочкам, точно кулик.

Я понимал, что для того, чтобы утонуть в топком месте, достаточно нескольких минут и что, если с Семеном произошло такое несчастье, думать о его спасении уже поздно. Но... нельзя бездействовать ни секунды!

- Таня! - позвал я, поднявшись с места.

- Да, Кондратий Филиппович, - отозвалась она.

- Подмени Ветрова, а мы пройдемся с ним по болоту.

- Хорошо.

Таня вышла вместе со мной.

- Ты, Сережа, дорогу по болоту хорошо знаешь? - спросил я.

- А что же тут знать? - ответил Сергей.

- Не заблудимся?

- Ну что вы...

- Пойдем!

- Фонарик взять?

- Возьми.

Оставив Таню, я и Сережа спустились к болоту. Мигая фонариком, мы отыскали стежку и, осторожно ступая по ней, отправились в сторону леса. Стежка прихотливо извивалась, пробиралась по зыбким трясинам; под нашими ногами колыхались и чавкали болотные хляби. Я освещал фонариком наиболее подозрительные места. Мы часто останавливались, вслушивались в ночные звуки, несколько раз аукали и звали Криворученко, но безуспешно.

Из-под наших ног вспархивали испуганные птицы и, пролетев немного, тут же шлепались на воду. Мы достигли леса, перекурили и вернулись обратно, ничего не обнаружив.

Уснул я не сразу и не скоро. Засыпая, видел неуверенный, зыбкий свет, просачивавшийся в землянку, и зеленоватый туманный сумрак, висевший над болотом. В пещеру пробиралась утренняя сырость. Я накрылся с головой шинелью и забылся.

Проснулся я, когда уже светило солнце. Проснулся от какого-то внутреннего толчка. Таня стояла, прислонившись к стене, и заплетала косу. Я хотел было спросить ее о чем-то, но в это время в дверном проеме показался Березкин. Он дышал тяжело, порывисто и, сделав шаг, сказал:

- Семен погиб!..

- Что ты сказал?! - не своим голосом переспросил я и соскочил с постели.

- Семен погиб! - повторил Березкин и в оцепенении опустился на нары.

За его спиной появились Ветров и Логачев.

- Ой!.. - придушенным голосом вскрикнула Таня и упала.

Все бросились к ней. Мы подхватили ее, положили на нары. Она была без сознания. В землянке стало тихо.

- Говори! - приказал я Березкину.

Он рассказал. К месту встречи с Фомой Филимоновичем вели две тропы: одна - сплошным лесом, через сечи, другая - просеками. Логачев пошел первой, а Березкин - второй. Они условились дойти до зимовья, встретиться там и в зависимости от результатов решить, что делать дальше. Но Березкин не дошел до зимовья, где обычно ожидал Фома Филимонович. Метрах в пятистах от зимовья, в том месте, где к просеке вплотную подходит протока, он увидел мертвого Семена. Через несколько минут подоспел и Логачев.

- Он убит вчера днем или даже утром... - сказал Березкин.

Логачев проговорил:

- Скорее, утром. Он уже окоченел.

- А как, кем, что еще вы увидели?

Логачев медленно покачал головой:

- Ничего не видели. И Семена не трогали. Он лежит так, как лежал.

- Мы не хотели трогать, - сказал Березкин. - Надо все осмотреть кругом. Может быть, что-нибудь обнаружим.

- Берите оружие... быстро! - приказал я. - Тут останется Таня.

А Таня не приходила в себя. Я проверил ее пульс, он едва бился под моими пальцами.

Я написал Тане несколько слов и положил бумажку на стол. Другого выхода не было: мертвого Семена мы могли донести лишь вчетвером, поочередно.

- Пошли! - подал я команду. - Березкин, вперед!

Прежде чем выбраться на просеку, мы долго пробирались по едва заметной тропе. Она плела замысловатые узоры, делала неожиданные повороты, врезалась в густые папоротники, карабкалась вверх, терялась и вновь появлялась среди лесных трав.

По просеке идти было уже легче и безопаснее, так как местность просматривалась далеко вперед. Мы могли заметить врага чуть ли не за километр, хотя так же легко могли быть замечены и сами.

Взмокшие от пота, смертельно уставшие, мы вышли, наконец, к протоку, наполненному черной, неподвижной водой. Березкин остановился и молча показал рукой вперед, на что-то темневшее под кустом орешника.