Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года

После короткой рекламы спонсора программы обозреватель продолжил: «Поступили вопросы от слушателей об участии общественных организаций в расследовании дела Магнитского. Прежде всего, надо сказать о «Новой газете», которая проводит собственное расследование. В номере от 28 апреля 2010 года газета сообщила, что преступная схема, которую пытался разоблачить Магнитский, применялась не только в отношении компаний, принадлежавших фонду Hermitage. Расследование газеты показало, что в течение нескольких лет подобным образом уводились из бюджета десятки миллиардов рублей, отнимался бизнес у российских предпринимателей, а сами они отправлялись в тюрьму по сфальсифицированным обвинениям. В этой схеме были задействованы многие офицеры МВД, сотрудники прокуратуры, налоговых органов, судьи, адвокаты. По данным газеты сумма похищенных средств составляет не менее одиннадцати миллиардов рублей.

Должен отметить, что в России уделяется серьезное внимание расследованию дела на самом высоком уровне. Так, 23 ноября 2009 года на встрече с президентом РФ Дмитрием Медведевым в Кремле председатель Совета при Президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова сообщила о смерти Магнитского в СИЗО. Президент Медведев дал поручение генеральному прокурору РФ Юрию Чайке и министру юстиции РФ Александру Коновалову разобраться в причинах смерти в СИЗО, доложить о медицинской помощи в СИЗО».

Сергей Георгиевич не стал слушать дальше и переключил радио на музыкальную волну. Ничего не изменится, подумал он. Система власти, сформировавшаяся еще при президенте Ельцине, основана на личном обогащении. А как обогатиться чиновнику, сотруднику силовой структуры, судье или прокурору? За счет чего можно приобретать роскошь, заморскую недвижимость? Только создав систему всепроникающей коррупции. Такая система обеспечивает не только стабильность, но и безопасность участников системы.

Система может безболезненно пожертвовать одним участником, но будет жестко защищать себя. В особые моменты — когда только возникают намеки, угрожающие существованию всей Системы, все участники начинают синхронно действовать. Они не видят и не слышат, если так надо Системе. Они видят и слышат там, где это надо Системе.

На тормозах спустят все поручения президента, создадут кучу документов, будут докладывать до тех пор, пока все не забудут в чем суть дела. Магнитского обвинят во всех грехах. Врачи и охранники будут искренне удивляться, что к ним были претензии. А судьи, следователи и налоговики будут честно защищать интересы народа, которого они не хотят видеть, а выходные дни будут торопиться в свои виллы в Дубае, Ницце и других уголках мира, удаленных от просторов России.

Странно, подумал Сергей Георгиевич, существует два уголовных дела, имеющих лишь одну точку соприкосновения — Сергей Магнитский. Две стороны — власть и часть оппозиции, поддерживаемая Западом, — пытаются видеть только одно дело. Власть видит лишь махинации, а оппозиция — только коррупцию. Каждая из сторон считает себя правой, но им в целом в своих политических амбициях наплевать на правду.

Сергей Георгиевич остановился у светофора в самом начале Тверской улицы. По всей Тверской красочно светились разноцветные гирлянды. На площадях и перед мэрией стояли новогодние ели, украшенные разноцветными игрушками. Праздничное освещение медленно трансформировалось в праздничное настроение.

Впереди были Иверские ворота, за которыми начиналась Красная площадь. Дорога сворачивала влево. Предстояло объехать Госдуму и свернуть в Георгиевский переулок, чтобы въехать к себе во двор. У гостиницы «Националь», на пересечении Тверской и Охотного ряда, на столбе часы показывали чуть больше шести часов утра.

Иногда Сергей Георгиевич выбирался из деревни тогда, когда Татьяна Александровна была в Москве — в силу каких-то причин. Остановив машину, он смотрел на окна квартиры. В столь ранний час свет никогда не горел. Он набирал код на домофоне, открывалась входная дверь подъезда. В подъезде ощущалось тепло, которое в сочетании с тишиной ассоциировалось с семейным уютом, спокойствием. Внутренние окна помещения, где сидит консьержка, выделялись серой темнотой, на фоне которой кусок белого листа с номером ее мобильного телефона предупреждал, что кто-то охраняет это спокойствие.

Тишина захватывала, и каждый шаг хотелось сделать как можно тише, а вызванный лифт, казалось, создает такой шум, что могли проснуться все соседи. Тихо подходя к двери квартиры, Сергей Георгиевич убеждался, что его ждали. Двери были уже открыты, и Татьяна Александровна встречала супруга.