Фридрих Глаузер - Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

В полусне Штудер громко проговорил: «Что за чушь!»

Его голос прогремел в пустой квартире; в отчаянии Штудер ощупал кровать рядом с собой. Но Хеди была все еще в Тургау, чтобы нянчиться с маленьким Якобинеком… Охая, он втащил руку обратно под одеяло, потому что она замерзла. И тогда он внезапно заснул…

– Ну, как там в Париже? – спросил на следующее утро в девять часов капрал-следователь Мурманн, который делил офис со Штудером. Вахмистр был все еще в плохом настроении; он хрюкнул что-то непонятное и продолжал стучать по клавишам своей пишущей машинки. В помещении пахло холодным дымом, пылью и потом.

Мурманн сел напротив своего друга Штудера, вытащил из кармана «Бунд» и начал читать.

– Кёбу! – вскрикнул он немного погодя. – Какой случай!

– Да-а-а, – недовольно отозвался Штудер. Он должен был написать отчет о продолжающихся с некоторого времени кражах мансард, который, громко крича по телефону, потребовал от него судебный следователь.

– В Базеле, – продолжал Мурманн, – кто-то отравился газом…

– Я уже давно это знаю, – сказал Штудер раздраженно.

Но Мурманна не так-то просто было остановить…

– Самоубийство газом, должно быть, заразно, – продолжал он. – Сегодня в шесть утра был вызов на Герехтигкайтгассе, но в это время в городской полиции никого не оказалось, все были еще на каникулах… Да… И на Герехтигкайтгассе женщина тоже отравилась газом.

– На Герехтигкайтгассе? Какой номер? – спросил Штудер.

– Сорок четыре, – ответил Мурманн, пожевал сигарету, почесал в затылке, встряхнул «Бунд» и продолжил читать передовую статью.

Вахмистр внезапно испугался и вскочил с места; стул с грохотом упал. Штудер склонился над столом, дыхание перехватило.

– Как звали женщину? – Его обычно бледное лицо стало красным.

– Кёбу, – мягко осведомился Мурманн, – тебе что-то послышалось?

Нет, Штудеру ничего не послышалось. Он сильно потряс головой в ответ на предположение, но он непременно хотел знать имя умершей.

Мурманн читал:

– Э… Разведена, э… Старая женщина… Хорнусс, Хорнусс, Софи, – он произнес имя с ударением на первом слоге. – Тело уже в судебно-медицинской…

– Так, – только и мог выговорить Штудер. Он отпечатал еще одно предложение, оторвал лист от валика, поставил свою подпись, подошел к вешалке, надел плащ и со стуком захлопнул за собой дверь…

– Да-а, Кёбу! – покачал головой Мурманн и снова зажег окурок сигареты, потом, усмехаясь, дочитал до конца передовую статью, которая предупреждала о возрастании красной опасности. Мурманн придерживался свободных взглядов и верил в эту опасность…

Герехтигкайтгассе 44. Рядом с входной дверью вывеска школы танцев. Деревянная лестница. Очень чисто – не так, как в том доме на Шпаленберг. На третьем этаже, на желтой окрашенной двери, которая была открыта, табличка: «Софи Хорнусс».

Эта женщина не была профессиональной вдовой. Штудер вошел.

На полу лежал замок, который выпал, когда взламывали дверь. Тишина…

Прихожая просторная и темная. Слева стеклянная дверь вела в кухню. Штудер принюхался. Здесь тоже чувствовался запах газа. Кухонное окно было открыто; лампа, свешивающаяся с потолка, поверх фарфорового абажура была покрыта куском квадратного шелка фиолетового цвета, на его углах висели коричневые деревянные шары. Лампа раскачивалась из стороны в сторону.

Около окна стояла солидная газовая плита с четырьмя комфорками, духовкой, грилем. Рядом с газовой плитой удобное кожаное мягкое кресло, которое выглядело несколько странно в кухне. Кто притащил его из жилой комнаты в кухню? Старая женщина?

На покрытом клеенкой кухонном столе лежали игральные карты, четыре ряда по восемь карт. Первой картой в верхнем ряду был пиковый валет.

Штудер заложил руки за спину и прошелся по кухне из угла в угол, открыл кран, потом закрыл его, взял с полки сковороду, приподнял крышку…

В раковине стояла чашка с черным осадком на дне… Штудер понюхал ее: слабый анисовый запах. Он попробовал на вкус.

Горький привкус, который долго оставался на языке… Запах! – По воле случая Штудер был знаком и с тем, и с другим. Два года назад врач прописал ему снотворное от бессоницы.

Somnifer!.. Горький, как желчь, вкус, анисовый запах… Старая женщина тоже страдала бессоницей?

Но почему, черт возьми, она выпила снотворное, затем перетащила кожаное кресло в кухню и, наконец, открыла кран газовой плиты? Почему?

Мертвая женщина в Базеле, мертвая женщина в Бeрне… И связующее звено между обеими – мужчина: Клеман Виктор Алоиз, геолог и швейцарец, умерший в госпитале в Фезе во время мировой войны. Почему обе жены Клемана покончили с собой через пятнадцать лет после его смерти? Одна сегодня, вторая вчера? И покончили с собой одним, мягко говоря, странным способом?