Татьяна Коган - Персональный апокалипсис

– Ты чего? – забеспокоился Георгий Сергеевич. – Что опять не так? Чего тебе снова в голову стукнуло?

Она больше не может с ним оставаться. И не только потому, что не любит, а потому, что если останется, то попросту утратит себя. Единственный способ сосуществовать с ним – это поддаться ему, позволить менять себя на его усмотрение, добровольно отказываясь от собственного «я». Сам того не ведая, Немов научил ее ценить то немногое настоящее, что в ней еще оставалось, а Гива мечтал превратить ее в послушную наложницу, лишенную права голоса.

Она вспомнила все те моменты, когда он предлагал ей выбор, но в итоге все равно настаивал на своем. Она мечтала посетить Италию и Германию, взять экскурсии, побродить по старым улочкам. А Гива сказал, что глупо менять одни каменные джунгли на другие, и убедил ее полететь на Мальдивы, где они всю неделю только и делали, что ели, загорали и занимались сексом.

Он спрашивал, что подарить ей на день рождения, и она просила нанять ей репетитора по английскому, чтобы подтянуть язык. А Гива подарил кричащее бриллиантовое колье, которое она так ни разу и не надела.

Она просила его разрешить ей приютить бездомную собаку. Гивины глаза загорелись, и Софочка даже дышать перестала – неужели позволит? А он хлопнул по колену и весело сказал:

– А знаешь? Давай тогда уж и бомжей с вокзала сюда пожить пригласим! Будешь им супы варить, тебе же нравится кухаркой прикидываться! Вот гармония будет.

Она ведь замечала, конечно, замечала, но интерпретировала это как заботу. Ведь у взрослого успешного мужчины больше жизненного опыта, чем у нее! Он поступает как лучше.

Софья горько усмехнулась. Она прощала Гиве авторитарные замашки, объясняя их не иначе как его беспрецедентной любовью. Да только не любовь это была. Теперь она точно знала. Когда любишь, не навязываешь свое мнение. Когда любишь, собственные желания отодвигаешь на задний план. Когда любишь, позволяешь человеку жить так, как ему хочется, даже если тебе кажется, что он совершает большую ошибку.

– Так объясни мне, что происходит? – всерьез всполошился Георгий Сергеевич. Он сел, поднял с пола рубашку и нервным жестом застегнул на одну пуговицу. Софьины глаза стали пустыми, но она сделала над собой усилие и вернулась в реальность:

– Ничего не происходит, Гива. Прости, я не могу быть с тобой. У тебя есть жена, но это не главное. Меня ведь это раньше не останавливало. Просто мне хочется любить. Впервые в жизни мне хочется не только принимать, но отдавать, понимаешь? Но любить тебя у меня не получается… Совсем не получается, – повторила она и заплакала.

Шерифа Рея Блэквуда было сложно вывести из себя. Самым большим его увлечением вот уже двадцать лет являлась работа. Ограждать добропорядочных граждан от отбросов общества – занятие сложное, но благородное, поэтому каждое утро Рей Блэквуд приходил в тюрьму с удовольствием. Здесь, на его территории, царил установленный им порядок. Он был отличным управленцем, иначе Чикагская окружная тюрьма не числилась бы образцовой. К заключенным он относился так, как они того заслуживали: не цеплялся, если вели себя ровно, и принимал меры, если те показывали характер. Возможно, он позволял надзирателям чуть больше вольностей, чем следовало, но конечный результат перечеркивал все сопутствующие риски: заключенные сидели тихо, а Рей Блэквуд пребывал в хорошем настроении. Пока не появился Томас Крайтон.

В первые же сутки после прибытия он устроил драку и спровоцировал охрану, но это были сущие мелочи. Шериф упек его в карцер, полагая, что смутьян мигом уймется: в отличие от других тюрем, где карцер походит скорее на уединенную комнату отдыха, здесь это было местом наказания. Лишать заключенного пищи на двое суток и держать в темноте было незаконно, но, как уже упоминалось, Блэквуд мог позволить в подотчетном ведомстве некоторые отступления от правил. Как выяснилось, Крайтону этого оказалось недостаточно. И сегодня днем он едва не совершил побег. Если бы не чистая случайность, благодаря которой служебная собака залаяла на отъезжавший с территории фургон, ему бы удалось смыться! И его, Рея Блэквуда, репутация была бы запятнана.

Он уже влепил строгий выговор охране, отвечавшей за выгрузку и сопровождение прибывших. Увольнять их сейчас нельзя, иначе они обнародуют факт попытки побега, который Блэквуд решил замять. Он выждет месяц-другой и тогда уже найдет веские основания, чтобы избавиться от этих непрофессионалов. Уму непостижимо, как можно было не заметить нырнувшего под фургон арестанта! И ведь Крайтон детально повторил, вернее, пытался повторить, побег Джулиана Шотарда из лондонской тюрьмы Пентонвиль. Выходя из тюремного фургона, в котором привезли из суда партию заключенных, Шотард умудрился спрятаться под машиной и зацепиться за днище. Побег ему удался, чего, к счастью, не скажешь о Крайтоне. Но Рей Блэквуд негодовал так, словно все без исключения арестанты вырвались на свободу, поставив крест на его карьере.