Татьяна Коган - Персональный апокалипсис

Он же сам подставился, сам. Не стоило доверять Джонни. Раньше в нем не было гнили, но люди меняются. Они не виделись несколько лет, Томас должен был подстраховаться!

Он облизал сухие губы – очень хотелось пить. Похоже, его решили всерьез проучить. От неудобной позы мышцы затекли. Томас дернулся, попытавшись встать на ноги, и тут же осел, застонав от пронзившей голову боли. В том месте, куда он отполз, потолок шел уступом и был слишком низким, чтобы стоять в полный рост – он сильно ударился макушкой. Потрогал голову – и рука стала мокрая, липкая.

Ведь сбегали преступники из самых неприступных тюрем! Значит, и у него есть шанс. Нужно умерить гонор, слиться с массой, чтобы не мозолить глаза и иметь возможность изучить территорию. Неправильно он себя повел, с самого начала неправильно. Он по уши в дерьме, но еще не поздно все изменить. Он обязательно что-нибудь придумает. Даже если ты непробиваемо глуп и совершаешь ошибку за ошибкой, по теории вероятности рано или поздно поступишь правильно – именно так, как требуется в данный момент.

Время тянулось мучительно. Томас пошевелил пальцами, разгоняя кровь в занемевших кистях. И браслеты, уроды, не сняли. Разве это не противоречит какой-нибудь там конвенции о правах заключенных? Чувствуя, что отключается, Крайтон повалился на бок, но довольно скоро руки свело судорогой. Скрипя зубами, принял прежнее положение – сидя, упершись в стену лопатками.

«И Паулса убил… Плевать, что не я нажимал на спусковой крючок! Если бы не моя идея напасть на фургон, старик бы жил себе припеваючи и дорабатывал бы спокойно до пенсии…»

Перед мысленным взором возник образ круглолицего словоохотливого завсегдатая бара «Монти и Фея», лениво потягивающего холодное пиво из запотевшего бокала и с целомудренной кротостью поглядывающего на стриптизерш. И почти сразу же – другая картинка. Паулс с перекошенным лицом падает на асфальт, и под ним растекается, ширясь, кровавая лужа.

«Зачем, зачем тебя понесло наружу, наперекор уставу? Ты ничем не мог помочь своему напарнику, только себя угробил!»

Никогда прежде Томас Крайтон не испытывал к себе столь острой, обжигающей ненависти.

Андрей не делал существенных различий между днями недели. Его удивляли коллективные стоны по понедельникам и пятничные гип-гип-ура. В отличие от большинства на работу он ходил с удовольствием, а на выходных умел себя развлечь. Однако сегодня утром, продрав глаза ближе к полудню, Немов с огорчением подумал, что, пожалуй, пропустил бы это воскресенье и прямиком перенесся бы в понедельник.

Он ждал сообщения из клуба, а офисная суета хорошо отвлекала от навязчивых мыслей. Вечером они с Завацким зависнут в каком-нибудь баре и подцепят красивых нимф, но до того момента оставался еще целый день.

Андрей вспомнил ночную вылазку для спасения бродячей собаки и улыбнулся. Эта Соня – потешная девица. В ней странным образом сочетались зрелый прагматизм и детская неприспособленность, красота взрослой женщины и поступки школьницы. Как она торопливо доставала из сумочки деньги за лечение пса, боясь поставить Немова в неловкое положение! Соня забавляла его. Пожалуй, он был с ней грубоват и поступил невежливо, отчитав при постороннем человеке. Впрочем, маловероятно, что она приняла это близко к сердцу. Юные содержанки богатых мужчин быстро учатся не расстраиваться по пустякам.

Андрей встал с кровати, потянулся. Сцепил кисти в замок за спиной, наклонился, взмахнул руками, растягивая затекшие мышцы. Принял душ, выпил кофе, прослушал сообщения на автоответчике. Мать жаловалась, что скучает.

«Ну вот и занятие нашлось», – довольно отметил он. Оделся, взял ключи от машины и спустился вниз.

Несколько лет назад Андрей купил родителям загородный дом – они давно мечтали сменить «городское чистилище на сельскую благодать». Набрал в супермаркете деликатесов, которые мать обожала, но всегда сердилась, когда сын «впустую тратил деньги на излишества». Знала бы она, сколько он планирует потратить на то, чтобы отнять чью-то жизнь…

Опрятный коттеджный поселок встретил его умиротворяющей тишиной. Снег, покрывший улочки и дома бриллиантовой крошкой, искрился под солнцем – день выдался погожий. Прозрачный, хрусткий от мороза воздух доносил запах полыхающих в камине дров; где-то тонко позвякивали ветряные колокольчики.

Мать радостно всплеснула руками, обняла, расцеловала. Отец, по старой традиции, не двинулся с кресла перед телевизором, всем своим видом показывая, что визит сына – не настолько архиважное событие, чтобы прерывать просмотр любимой передачи.