Николай Ахшарумов - Концы в воду

Помню одну бессонную ночь у ее постельки: это была не первая, и я до того выбилась из сил, что, несмотря на мучительную заботу и горе, которые грызли мне сердце, часто дремала. Доктор твердил уже третий день, что она очень плоха, и, действительно, она догорала как крохотный огонек в ночной лампадке, который дрожит и колеблется, ежеминутно готовый мелькнуть блеском и отлететь. Вместе с ней догорала и надежда в сердце моем. Но пока она не потухла еще, пока ребенок дышал, мне все не верилось, чтоб это могло случиться.

И вот я сидела над ней, присматриваясь, прислушиваясь. Услышу: дышит – и на сердце полегче, усталые веки опустятся на минуту – дремота. Кругом глубокая тишина, ночник едва светит, часы на столике возле чуть слышно стрекочут… Вдруг! Сон – не сон, смотрю сидит кто-то в ногах, у постельки женщина в белом… Она наклонила к ребенку лицо, вижу: Ольга! Но я едва узнала ее, так непохожа она была на призрак, который мучил меня три года. Лицо спокойное, ясное, на губах усмешка… Она перекрестила ребенка, и вдруг он очутился у нее на руках… Смотрю, и Анюта моя усмехается, открыла глазенки, вся зарумянилась, ручки обвила вокруг ее шеи. Сердце мое забилось каким-то странным чувством: страх, радость и вместе с тем зависть. Вижу: она встает с ребенком – и прочь. «Куда?» – хотела я вскрикнуть, но вместо слов из груди у меня вылетел стон, и я очнулась… Гляжу: все пусто, в комнате ни души. Я наклонилась к постельке. В постельке Анюта лежала мертвая.

P. S. Едва ли не лишнее объяснять, что этот рассказ в первоначальном виде его не был назначен для публики. Ясно, что это исповедь от лица к лицу, исповедь, занесенная на бумагу не тою, которая о себе повествует. Рукопись, вместе с другою, ее дополняющей, досталась нам в руки случайно, и мы были вынуждены сделать в ней некоторые отступления от подлинного источника, как то: переменить имена и прочее. Насчет дальнейшей судьбы главного действующего лица нам известно весьма немногое. Рассказывают, что это худая больная бледная женщина, с раннею сединою в густых еще волосах и что на деньги, доставшиеся ей от мужа, устроен приют для малолетних детей, приют, из которого она почти не выходит.

Подонки – осадок от какой-либо жидкости.

Само собой (фр.)

Мой дорогой (фр.)

Ландснехт (устар.) – азартная карточная игра.

Для вас ничего, сударь. Абсолютно ничего! (фр.)

Аневризм (мед.) – ограниченное расширение кровеносного сосуда или расширение полости сердца.

Формы ради (лат.)

Если и не правда, то хорошо придумано (ит.)

Кондотьер (ит. наемник) – человек, готовый ради выгоды защищать любое дело.

Фактор (устар.) – комиссионер, исполнитель частных поручений, сводник.

Высший свет (фр.)

Послушай, Жюли (фр.)

Как ничтожество (фр.)

Милая Жюли… Бедная милая Жюли (фр.).

Мизерный (устар.) – жалкий, скудный, бедный.

3десъ: без сокращения (фр.)

Фетировать (устар.) – поздравлять, чествовать.

На войне, как на войне (фр.)

Речь идет о Лукреции Борджиа (1480 – 1519), представительнице знатного рода, отличавшейся замечательной красотой, умом и образованием. Она сделалась игрушкой неразборчивой политики и низменных страстей своего отца, папы Александра IV, и брата, епископа Чезаре Борджиа. Ей посвящены одна из драм В. Гюго и опера Г. Доницетти «Лукреция Борджиа». Маркиза Мария Мадлена Бренвилъе (урожд. д'Обре) известна тем, что отравила своего отца, братьев и сестер, чтобы присвоить себе их состояние, и совершила ряд других тяжких преступлений, за что была обезглавлена 16 июня 1676 г.

Со всей откровенностью (фр.)

Полицейский сыщик, герой одноименного романа французского писателя Эмиля Габорио (1832 – 1873).

Лучше поздно, чем никогда, дорогой мой. (фр.).

Бойтесь данайцев… (лат.)

Не надейся; пока ты меня не убьешь, я тебя не оставлю! (итал.)

Т. е. отличающейся изысканными манерами, учтивой в обращении.

Т. е. влечение (от французского attaction,)

Далее процитированы строки из «Божественной комедии» Данте Алигьери.