Мария Жукова-Гладкова - Игра с огнем

Я со злостью стукнула кулаком по торпеде.

– Она младшая? – спросил белобрысый Андрей.

– На пятнадцать минут. Близнецы мы. И почему говорят, что близнецы – это две половинки единого целого? Мы друг друга терпеть не могли с детства, но наказывали всегда меня. Яночка при взрослых показывала себя ангелочком, все всегда делала правильно, слушалась старших, оправдала все надежды.

– А ты – бунтарь? – улыбнулся гибэдэдэшник, но тут же на его лице появилась печаль. – Как бы я хотел взбунтоваться…

– А у тебя что?

– Бабушка, мама и старшая сестра, – печально вздохнул молодой и весьма привлекательный мужчина. – Я мечтаю от них съехать, но они почему-то уверены, что я приведу жену в нашу квартиру. Я этого не сделаю никогда. Лучше навсегда останусь холостяком. И ссориться с ними не хочется. Они на самом деле меня любят и желают мне только добра. Все делают из лучших побуждений, но…

– А ипотеку не можешь взять? Хотя бы студию купить? Будешь жить отдельно и ходить к родственницам в гости.

– Они будут постоянно ходить ко мне. Не дадут мне жить одному.

«Как родственники могут этого не дать? Хотя мужику не позавидуешь…»

– А давайте сходим к вашей бабке! – вдруг воскликнул Андрей, снова переходя на «вы». Он явно был хорошо воспитанным мальчиком. Бабушкой, мамой и старшей сестрой. – У меня в субботу выходной. Когда и куда я должен за вами заехать?

Характеры у нас с Яночкой оказались разные, хотя внешне мы, конечно, очень похожи. Но я с раннего детства не хотела быть похожей на Яночку. Может, поэтому я и стала парикмахером? Со своими волосами я стала экспериментировать года в четыре – именно для того, чтобы отличаться от сестрицы. И все знакомые нас никогда не путали, несмотря на схожесть лиц. Я делала все возможное, чтобы отличаться! В детстве мама покупала нам одинаковую одежду – я обязательно пришивала к платью «свой» бантик или ленту или что-то отпарывала. Меня ругали, ставили в угол, но потом свое веское слово сказал дед – и мама стала покупать нам разную одежду.

Единственным человеком, который меня по-настоящему любил, понимал и поддерживал, был дедушка Лев Григорьевич. Он уважал во мне бунтаря! Ему нравилось, что я не хочу жить по установленным стандартам, не хочу быть «правильной», не хочу «соответствовать».

В семнадцать лет, сразу же после окончания школы, я съехала из квартиры родителей. Мы с Яночкой родились в этой квартире и до семнадцати лет были вынуждены делить двенадцатиметровую комнату. В другой жили родители. Я съехала – комната досталась в единоличное пользование Яночке, и она так до сих пор и проживает с родителями, хотя, по-моему, могла бы заработать на квартиру, если она такой великий специалист по омолаживанию, как утверждает сама и как утверждают наши родственники.

Вначале я сняла комнату у одной бабульки вместе с подругой, с которой мы пошли учиться на парикмахеров. Где мы с ней только не работали… Правда, она в конце концов стала визажистом, а я так и осталась парикмахером. Довольно часто мы работаем вместе по индивидуальным заказам – и нас уже приглашают вместе. Она вообще на вольных хлебах, хотя муж и двое детей требуют много внимания. А я два через два в салоне – мне же официальная зарплата нужна, чтобы ипотеку платить, а два выходных я бегаю по индивидуальным заказам. Правда, теперь я могу принимать желающих у себя дома. Я специально сделала для этого «салон» в одной из двух комнат.

Квартиру помог купить дед. Никто из родственников об этом не знает. И никто не знает, сколько времени мы с ним проводили вместе. Раньше он не мог уделять мне больше внимания, чем другим внукам (у меня есть еще двоюродные брат и сестра – дети тетки, сестры отца). А вот когда я съехала от родителей…

Когда Лариска, визажист, вышла замуж, я в комнате у бабульки осталась одна. Я уже могла одна платить за комнату. Квартиру решила не снимать – лишняя трата денег. Я же в комнату приходила только спать. Хотя мы с бабой Клавой очень сдружились и общаемся до сих пор. Она к себе больше никого не селит. «Не смогу больше ни с кем после тебя жить, Аня!» А я заезжаю и привожу продукты. Просто так – за все хорошее, что она для меня сделала. Я же понимаю, что пенсия у нее маленькая. Она мне гораздо ближе, чем родные бабушки.

Баба Клава дала мне много дельных советов и многому научила, например, вкусно готовить. Наша с Яночкой мать мало уделяла внимания быту. Некогда было: известный кардиолог, международные конференции, симпозиумы, то оперирует, то консультирует, то лекции читает. Отец – психиатр со всеми возможными степенями и званиями. Тоже постоянно на конференциях, консультациях, а теперь еще имеет и свою клинику. Частным образом он, насколько я помню, консультировал всегда. Но почему же они с матерью не купили квартиру большего размера? Чтобы каждый из них имел свой кабинет? Хотя дома они не работали… Оба приходили поздно, нас с Яночкой из садика и школы забирала бабушка со стороны матери. Она умерла, когда нам было по четырнадцать лет, и с тех пор мы уже справлялись самостоятельно. Бабушка со стороны матери тоже обожала аккуратную и усидчивую Яночку и просто терпела меня как неизбежное приложение к сестре. Аня и Яна – взаимно обратные. Два полюса, плюс и минус – это естественно. Да ведь и Яночка – это не только плюс, а я – не только минус.