Наталья Солнцева - Убийство в пятом варианте

– Кстати, твоя мать наверняка бьет тревогу. Будь я на месте Бушинского, первым делом позвонил бы теще.

Татьяна сжала пальцами виски и простонала:

– Боже! Этого только не хватало! У мамы сердце… Ей нельзя волноваться!

– Должен быть какой-то выход.

– Ага, – пьяно кивнула она. – Ты не знаешь Самсона. Он меня так просто не отпустит… прибьет и закопает вместе с Геной.

– Гену, скорее всего, уже похоронили.

Татьяна вздрогнула, шумно вздохнула и утерла пару слезинок. Страх за свою жизнь притупил все прочие чувства. Смерть любовника лишила ее иллюзий. Тот, кто пытался ее утопить, не шутил.

– Мне конец, Аркаша…

– Я тебя спрячу, но ненадолго. Сама понимаешь, рано или поздно Самсон догадается, что ты здесь.

На Ступникова накатило ощущение беды. Добром это не кончится. Его иногда посещало странное чувство, что всё окружающее ему чудится. Этот чужой дом, чужие собаки… чужие люди. Татьяна тоже показалась ему чужой. Даже его первая влюбленность в нее не более чем игра. Каждый в молодости переживает нечто подобное.

– Как ты обходишься без женщины? – вдруг спросила она. – Не жалеешь, что расстался с Верой?

– Нет.

– Завел себе подружку из местных?

– Это тебя не касается.

В другой раз Татьяна сделала бы ему выговор за грубость. Но сейчас она зависела от этого человека. И ссориться с ним было неразумно…

Бушинский затолкал Рассохину в машину и достал пистолет. Его лицо перекосилось от ярости.

– Дурачить меня вздумала?!

Круглый зрачок дула заворожил ее. Она перестала сопротивляться и обмякла.

– Я не понимаю…

– Ты комедию-то не ломай! Зачем тебе это понадобилось? Говори!

– Что?.. Что я сделала?..

– Дрянь!.. Какая же ты дрянь!

Он держал пистолет в правой руке, а левой рванул ворот ее красного платья. Ткань затрещала, оголилось плечо. Настя вскрикнула.

– Не ори! Выстрелю!

– Вас… вас посадят…

– Ты этого уже не увидишь. Маскарад затеяла? Я тебе покажу, маскарад! Я тебе покажу…

Он скрежетал зубами от злости, дуло пистолета прыгало перед носом Рассохиной. У нее перехватило горло от ужаса.

– Я ни в чем не виновата…

– Зачем ты вызвала меня на эту идиотскую выставку? Чтобы покуражиться?

– Я?! Я вас… не вызывала… я…

– А это что? – дергал он за висящий лоскут платья. – Что это, я спрашиваю?

– П-платье…

Вуаль он сорвал с ее головы еще на выставке и теперь решил раздеть ее догола. Настя была согласна, лишь бы не убивал. На парковке они были одни. Звать на помощь она не рискнула. У Бушинского нервный срыв, это ясно. В таком состоянии мужчина способен на что угодно.

– Я ничего не сделала…

– Ты собиралась еще что-то замутить? Разве не достаточно того, что было?

– О чем вы?..

– Ну, ты и артистка! – побелел он. – Хватит прикидываться! А то я за себя не ручаюсь!

Она лихорадочно перебирала в уме оправдания, но ни одно не казалось ей надежным.

– Значит, вот ты какая, Джейн? Вот, ты какая…

– Я не Джейн…

– Конечно! Конечно, нет! Куда тебе до неё!.. Ты все придумала! Сочинила трогательную историю про девушку, которая…

– Вы ошибаетесь…

– Я ошибался! – поправил ее Бушинский. – Теперь с этим покончено. Тебе удалось обмануть меня, но правда вышла наружу.

– Какая правда?..

– Могла бы загримироваться получше, – ухмыльнулся он. – Ты перестала стараться! И прокололась! Я оказался не таким лохом, как ты представляла… Ну, и зачем ты все это затеяла?!

– Что «всё»?.. Я пришла на выставку, потому что… у меня была назначена встреча…

– Со мной?! – расхохотался Бушинский. – Вот так новость!

– Я не понимаю, что случилось?.. Что с вами?..

Дуло пистолета пугало ее, заставляло нести околесицу, лишь бы протянуть время. На что она надеялась? На спасение, которое свалится с неба. На счастливую случайность. На высшие силы, которые не оставят ее в беде.

– Наконец, всё прояснилось, – заключил босс. – Потрясающая идея, Настя! Я тебя недооценивал. Какого черта тебе понадобился этот спектакль?.. Впрочем, мне плевать! Уже не интересно! Прощай, Джейн…

Его глаза сверкали бешенством, губы сводила судорога. Казалось, он вот-вот выстрелит. Мысли о последствиях наступят потом, когда будет поздно. Любовь к Джейн трансформировалась в ненависть. И сила этой ненависти, как кривое зеркало, отражала силу его любви.