Сергей Хелемендик - Группа захвата

– Вы похожи на Хлестакова, – еле слышно произнес учитель и улыбнулся.

– А вы на Добчинского! Кстати, Хлестаков – это совсем неплохо. Хлестаков – это не герой! Хлестаков – принцип, образ жизни! Тем, кто понял это, живется в нашей стране лучше всех прочих. Они обязаны Гоголю всем, ибо он указал им путь!

– Но вы были убедительны! Я сначала поверил. Это было вполне…

В гостинице я совершил грубейшую ошибку, расплатившись с дежурной и сказав ей, что уезжаю. Дверь за мной еще не закрылась, как она бросилась к телефону. Канареечной машины рядом с гостиницей не было. Я обрадовался, задышал свободнее и быстрым шагом пошел в сторону почты. Я решил попробовать заказать разговор с Москвой, чтобы оценить степень свободы, которую позволяет мне Волчанов. Но уже через две минуты канареечная машина обогнала меня, выехала на тротуар, и из нее выскочил здоровенный детина в форме старшины милиции. Он сделал несколько шагов в мою сторону и остановился напротив, широко расставив ноги и выпятив грудь. Такие угрожающие позы любят принимать у нас юноши в период полового созревания, а также милиция независимо от возраста.

Я тоже остановился, снял с плеча сумку, положил ее на асфальт и начал разминать пальцы. Как все необычное, такие вещи всегда пугают. Детина в милицейской форме наблюдал за мной. Ему было лет двадцать пять. Его лицо чем-то напоминало Волчанова. Лицо это было замечательное в своем роде – одним своим видом оно вызывало ужас. Лицо убийцы. Широкое, рыхлое, с крупными чертами. Большие, слегка раскосые желто-зеленые глаза были полуприкрыты. В них не было ни страха, ни мысли, была какая-то особенная злобная сосредоточенность. Глаза убийцы, глаза палача.

– Что ты с отцом сделал? – хрипло произнес детина, и я окончательно убедился в том, что передо мной он, старший сын.

– А кто твой отец? – я боролся со страхом и боялся, что он догадается об этой борьбе. Лицо Волчанова вызывало во мне пронзительный животный ужас своей тупой, неукротимой жестокостью. В сравнении с ним лицо Волчанова-отца показалось бы исполненным благородства и доброты.

– Что ты с ним сделал? – повторил он, шагнул в мою сторону и потянул ко мне большую короткопалую пятерню. Я отступил назад и поднял руки. Боевая Стойка подействовала на меня успокаивающе, я почувствовал себя защищенным. В юности я страстно любил бокс.

– Ладно, потом… – пробормотал Николай Волчанов. – Отец велел тебе передать, чтобы ты отсюда ни ногой. А если побежишь, велел кончать тебя сразу. Усек? – он говорил очень рассудительно и спокойно.

– Вас расстреляют вместе! Тебя и твоего папашу! – я с ликованием чувствовал, что ужас, внушенный мне этим узколобым подонком, перерастает в ненависть. Я стал чаще дышать и услышал, как стучит в висках пульс. Я стал злым и бесстрашным. Тогда впервые в жизни я почувствовал себя воином, и это новое чувство потрясло все мое существо.

– Уж не ты ли стрелять будешь? – оскалился он, и я увидел растерянность в желтых глазах. Мы поменялись ролями – нападал я.

– Я не буду пачкаться.

Он двинулся ко мне. Он был уже близко, его руки были опущены, его можно и нужно было бить, но… Но я услышал звук мотора, и еще одна канареечная машина въехала на тротуар. В ней были Филюков и еще двое в форме. Филюков негромко позвал его. Он злобно выругался и подошел к Филюкову. Они обменялись короткими фразами, и Николай Волчанов направился к своей машине. Он подчеркнуто не смотрел в мою сторону, что я расценил как признак своего превосходства. И только когда обе машины уехали прочь, я почувствовал, как мучительно холодеет все внутри. Страх настиг меня снова…

На почте мне сказали, что заказать Москву нельзя, потому что линия занята. Это была явная ложь, но я не стал спорить и взял бланк телеграммы. Поразило то, что меня действительно знали в этом городе все. Я написал адрес редакции, затем, почти не думая, вписал текст следующего содержания: «Поздравляю успешным завершением операции. Задерживаюсь два дня. Семенов группой прибыл».

– Попрошу срочную, – строго сказал я в окошко.

– Сейчас отстучим! – ответила испуганная женщина в черном халате.

– Хочу посмотреть, как вы отстучите, – с угрозой произнес я.

– Но у нас не положено! Аппарат в другой комнате… – пыталась сопротивляться она.

– Мне – положено! – по-хамски прикрикнул я и открыл дверь с классической табличкой «Посторонним вход запрещен».

Я стоял у нее за спиной и смотрел, как она отстукивала текст. И слово «Хлестаков» вертелось у меня в голове.