Владислав Браун - Наследник семейного проклятья

Вот, позорище! Да что бы в моем саду царил такой ужас! – думала она. Я, Элеонора Борисовна Краснова, могу простить пыль в доме, но не могу простить неухоженной территории на улице.

Это в ней воспитали ее родители – Борис и Арина Красновы. Они объясняли это так – если к вам придут нежданные гости, если в доме грязно, их всегда можно отвести в сад в большую и красивую беседку или на веранду. И так как на улице у вас порядок и чистота, никто и не подумает, что в доме у вас полный бардак.

Она прошла в сад. Беседка была под массивным слоем виноградных листьев. Газон был ужасным и неухоженным, а деревья вызывали странное чувство: тоску, смешанную со стыдом. Тоска была из-за голых веток деревьев. А стыд был из-за сухих листьев, которые лежали по всему периметру сада. Больше всего их было на скамейке и в беседке.

– Где эта чертова служанка! – выкрикнула Элеонора, сняв свое фиолетовое пальто.

Элеонора снова вбежала в дом с криками:

– Настька! Настя! А-ну, бегом сюда! Тихонова, иди сюда, кому говорят!

По лестнице спустилась молодая светловолосая девушка в сером платье с серебряным подносом в руках. На подносе стояли бокалы. Элеонора подбела к прислуге и ударила ее по плечу. Та с трудом удержала в руках поднос.

– Осторожно! – кричала Элеонора. – Этот поднос – единственное, что осталось от прабабушки Агрипины! Да, ты хоть знаешь, кто такая Агрипина?!

Настя молчала, потому что прекрасно знала, что лучше молчать и терпеть, тогда Элеонора быстрее замолкнет.

– Агрипина Краснова-Рудникова – Ева для нашей семьи! – послышался ироничный женский голос.

Элеонора яростно развернулась. На пороге стояла ее дочь со своей дочерью.

– Дашка! Не смей так говорить о ней! – кричала Элеонора, в пути к своей дочери. – Ты должна уважать своих предков!

Дарья все с той же иронией смотрела на Элеонору. Та за прошедшие десять лет хорошенько набрала лишнего веса. Такое отношение дочери к их роду Элеонору жутко злило.

– Мамочка, я тоже рада тебя видеть, – выговорила Дарья и, пошла к лестнице. – Роза, пошли за мной. – Роза последовала за матерью. У них обоих были по два чемодана.

– Как только я могла воспитать такую дрянь! – прошипела Элеонора и прошла в кухню.

Дарья и Роза поднялись на второй этаж, и там был просторный круглый зал. В нем было девять дверей. На каждой двери висела табличка с их именами (для каждого была определенная спальня). Между дверьми было десять окон в полный человеческий рост. Золотые узоры на дверях смотрелись очень красиво, и когда смотришь на всю эту красоту, кажется, что ты не в старинном поместье под Петербургом, а в волшебном замке. Золотые люстры с хрустальными плафонами в форме зажженных свечей придавала этому залу статусности и красоты.

– Слишком вычурно, – промычала Роза и пошла к двери, на которой висела табличка с ее именем.

Дарья завороженно смотрела на этот зал. Она подошла к круглому дивану в центре зала села на диван.

Резко все оборвалось. Она перестала о чем-либо думать и больше не видела ничего – только темноту.

– Мам, мам проснись! – послышался взволнованный голос дочери во тьме.

Она с трудом подняла тяжелые веки и увидела смазанное, не четкое изображение реальности.

Она лежала в своей кровати. На краю кровати сидела Элеонора со счастливым выражение лица. Возле нее, на противоположенном краю кровати сидела Роза. У нее-то было испуганное лицо и было видно, что она плакала.

Сама комната была в форме восьмиугольника. Кровать Дарьи тоже была круглой, как и все в этой комнате. Стоял стол и шкаф из массива красного дерева. Потолок был в форме купола, а в центре висела роскошная люстра, как в том зале. Окна были во весь человеческий рост и были в форме арок. Из окон бил солнечный свет, который придавал бежевым стенам и полотку с золотыми узорами и картинам уличных художников Франции неописуемой красоты и роскоши.

Она лежала, укрытая мягким пуховым одеялом и пыталась придумать хоть одну фразу, чтобы сказав ее, не выглядеть нелепо. Роза, когда умер Алексей, поплакала, полгода и успокоилась, а Дарья каждое утро просыпалась с мыслями о том, что единственный человек, которого она любила больше никогда не обнимет ее, не поцелует и не скажет, как сильно любит ее. При жизни он каждый день – утром и перед сном всегда повторял «Я люблю тебя!» И она знала, что он говорит всегда искренне, она чувствовала ту любовь, которую несли его слова.

– Что со мной случилось? – спросила Дарья. Получилось как-то излишне театрально. И ей самой стало не по себе.