Владислав Браун - Наследник семейного проклятья

– Это же она! Но как? Как она здесь оказалась? – восторгался Дмитрий Зубов.

Полякову опять стало не по себе.

– Володька, если я не ошибаюсь, только что мы разгадали одну из непростых загадок истории.

– В каком это смысле?

– В самом прямом! Эта подвеска, если это подлинник, была сделана придворным ювелиром в середине XIX века для Александры Федоровны – жены Николая I.

О, Боже! Только этого мне не хватало! – думал Поляков. Теперь в участке будут толпиться историки, и выпрашивать всю информацию об этом деле! Они не дадут мне нормально заниматься расследованием дела. Нет! Только не это!

Выражение его лица говорило все за него: «Только не это».

– Я понимаю твой ужас. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы никто не узнал об этой подвеске, – снисходительно выговорил Дмитрий.

– Спасибо тебе, Димка, – выговорил Владимир тоном, как у промокшего под дождем кота.

– Да, не за что, – похлопал он Полякова по плечу.

Зубов повернулся к стене возле окон и внимательно посмотрел на какие-то картины, замазанные чем-то красным.

– А это что? – спросил он, указывая пальцем на картины и подходя к ним.

– Картины.

– Я понимаю. Чьи они? Кто их написал?

– А я знаю? Какой-то художник, вероятно.

– Вероятно.

Дмитрий достал из кармана пиджака телефон и на быстром наборе нажал цифру «9».

– Кому звонишь? – нетерпеливо спросил Владимир Поляков.

– Одному другу, она спец по живописи, – ответил Зубов, прикрывая динамик телефона.

– Ало, – послышался голос Варвары Стрельцовой в трубке.

– Ало, привет, Варя, – протараторил Дмитрий, – Нужна твоя консультация. Точнее, надо чтоб ты приехала.

– Зачем? – мрачно спросила Стрельцова.

– Мой друг Владимир пришел на место преступления, позвал меня, а там картины какие-то. А я же в живописи ничего не понимаю. Можешь приехать? – быстро проговорил Дмитрий, а потом резко замолчал.

– Нет, – отрезала Варвара.

– Почему?!

– Я занята.

– Речь идет о преступлениях! Убийстве, понимаешь?

– Понимаю. У меня важные гости в галерее. Я, что, должна бросить именитых гостей, ради прихоти какого-то копа?! Как ты себе это представляешь?! – возмутилась Варвара.

– Варя, пока ты возмущаешься, убийца гуляет на свободе и ищет следующую жертву, зловеще проговорил Дмитрий.

– А я-то здесь при чем? – возмущенно спросила Варвара и вздохнула.

– Ты можешь помочь найти преступника! Или ты не желаешь правосудия? – уговаривал подругу Дмитрий.

– Правосудия итак, как не было, так его никогда и не будет, – огрызнулась Стрельцова и замолчала. Через несколько десятков секунд послышался ее хриплый голос: – Ладно, диктуй адрес.

– Что, и дела резко исчезли? – ехидно спросил Зубов.

– Попрошу, чтоб Ерошин для них экскурсию провел, – уже спокойно произнесла Варвара.

Дмитрий продиктовал ей адрес.

Через полчаса Варвара уже выходила из своей машины. Ее встречали Дмитрий и Владимир. Поляков был явно недоволен тем, что Зубов вызвал Варвару. Кто она такая? Неужели нельзя просто взять картины и отнести экспертам, которые работаю на правоохранительные органы? Зачем звать непонятных людей на место страшного преступления?

– Привет, Дим, – немного застенчиво пробормотала Варвара.

– Привет, Варь, – ответил Зубов. – Знакомься, Варвара Стрельцова – эксперт по живописи, работает в очень хорошей частной галерее живописи. Если кто и сможет нам рассказать про те картины, так это Варька. Варя, это Владимир Сергеевич Поляков, следователь полиции.

– Очень приятно, – быстро среагировал Поляков и протянул Варваре руку.

– Взаимно, – тихо, но эффектно ответила Варвара и протянула Полякову руку для поцелуя, как делали раньше на приемах.

Он крепко сжал ее руку, а потом отпустил и молча повел их в дом. На лужу крови, которая была в холле, Стрельцова никак не отреагировала, словно она эти лужи крови видит каждый день по десять штук. Они быстро поднялись на второй этаж и снова вошли в комнату Елены и Максима. Дмитрий схватил Варвару за руку и поволок ее к той стене, на которой висели те самые огромные картины.

– Эти? – коротко спросила Варвара, указывая пальцем на картины.

– Эти, – утвердительно кивнул Поляков.

Она минут десять стояла и молча рассматривала портреты каких-то людей. На первой картине был изображен мужчина двадцати лет, в белой рубашке, черном фраке и в черном цилиндре. Еще выделялись его черные усы. Он сидел в кресле и, подперев одной рукой голову, а второй держа трость, смотрел прямо в душу того, кто смотрел на него. На второй картине была изображена девушка того же возраста, что и мужчина, в светло-фиолетовом, не слишком пышном платье, на груди хорошо была видна массивная золотая подвеска с разными камнями. У нее были каштановые волосы, уложенные, как у императрицы, впалые щеки не характерные для живописи XIX века, и не менее пронзительные, чем у мужчины с первой картины, зеленые глаза. На третьей картине была изображена маленькая девочка десяти лет, в белом платье. У нее были пухлые щеки, большие кубы и глаза. А глаза были голубыми, и какими-то несчастными. На всех трех картинах был один и тот же фон – красные стены и полумрак.