Себастьян Фитцек - Я – убийца

– Приехали! – крикнул кто-то впереди и вышел.

– Что с Робертом и Кариной? – еще раз спросил Симон.

Двери машины скорой помощи открылись.

– Ну, думаю, будет лучше, если ты узнаешь это от кого-нибудь другого, – ответил профессор Мюллер и осторожно взял Симона за руку.

Сомнительные черно-белые кадры без звука смахивали на домашнее видео дешевого качества. Из-за того что свет фар ослеплял камеру, картинки напоминали ультразвуковые изображения.

– Кого ждем? Мальчика или девочку? – пошутил прокурор, когда ему в первый раз показали пленку. И действительно, Брандману потребовалось некоторое время, прежде чем он смог различить обоих мужчин перед автомобилем.

– Сейчас вы видите, как Лозенски вытаскивает пистолет. – Он откашлялся и ткнул краем одноразовой зажигалки в соответствующее место на экране.

– Вы загораживаете картинку.

– Извините. – Брандман вышел из луча света видеопроектора. – Итак. Внимание: старик еще в нерешительности. А вот Лозенски поднимает пистолет чуть выше. И потом: бах!

Дульное пламя ярко вспыхнуло. За ним, как эхо, по экрану протянулся желтый след. Потом Штерна словно задело шаром для сноса строений. Он качнулся назад, упал на землю, ударившись затылком, и остался лежать без движения на парковке возле пляжа.

– Энглер сам это заснял. Его камера лежала на задней полке автомобиля, в котором он спрятался.

Комиссар откашлялся, как почти после каждого своего предложения. Не решившись предложить перекур, он ненадолго остановил видео.

– Это стало бы идеальным документальным доказательством. Неудавшаяся сделка по продаже ребенка. Подонки, убивающие друг друга. Энглер фанатично любил видеофильмы. Мы считаем, он просто оставил камеру работающей, чтобы потом продать пленку как снафф-видео [8]. Или для домашнего использования, кто знает. Разумеется, в наши руки эта кассета не должна была попасть.

– Куда вы меня везете?

Колесо кресла-каталки оставляло черную царапину на оклеенной обоями стене лестничного проема. Симон повернулся на сиденье к Борхерту, который, весь в поту, тянул ручки на себя.

– Тебе нужно на реабилитацию, – тяжело дыша, ответил он.

Дыхание водителя машины скорой помощи, который поддерживал коляску снизу, тоже ускорилось на этих последних метрах.

– Какая еще реабилитация?

– Специальное лечение. Для особо тяжееелых… – на этом слове Борхерт утрированно застонал, – случаев, как твой.

– И где мы?

Они добрались до последней лестничной площадки, и Симон посмотрел вниз на профессора Мюллера, который в ожидании стоял внизу подвальной лестницы.

– В частной клинике, – улыбнулся главврач и тоже поднялся наверх.

– Что это за клиника? Без лифта?

– А ты лучше сам посмотри. У-у-у-ух…

Симон захихикал. Он словно оказался на автодроме в парке развлечений. Кресло-коляску сначала рвануло вперед, потом назад и закрутило, как волчок, вокруг собственной оси.

– Хватит, пожалуйста, – смеялся он, но Борхерт еще два раза крутанул Симона, а потом быстро вытолкнул коляску с лестничной клетки в коридор.

– Мне плохо, – застонал Симон. Кресло-каталка наконец замерла. В отличие от прыгающих картинок у него перед глазами. Лица Борхерта, Мюллера и водителя постепенно выравнивались.

– Что… что это?

Симон на всякий случай потрогал свой парик. Когда мальчик спал, тот лежал рядом на ночном столике. Но сейчас Симон отчетливо ощущал его подрагивающими пальцами – так что все происходило наяву, хотя и очень смахивало на сон.

– Ну, что скажешь?

Немое удивление Симона послужило ответом. Замедленными, неуклюжими движениями, как будто только что принял свои лекарства, он сложил белое больничное покрывало, которое лежало у него на коленях, и повесил его на подлокотник.

Он и сам не знал, зачем это сделал. Возможно, чтобы как-то занять дрожащие руки, пока волна чудесных впечатлений полностью его не парализовала. Потом Симон улыбнулся – и в тот же миг сбросил с себя свинцовый панцирь.

Симон обернулся. Помедлил, вопросительно вглядываясь в лица сопровождающих, которые ободряюще ему улыбались. Шире всех улыбка была у Борхерта. Его глаза превратились в две узкие щелки на покрытом потом лице. Наконец Симон решился. Он встал с кресла и, сделав два шага, вошел в невероятно большое помещение. Хотя там было еще много всего, Симон не мог отвести взгляда от пальм у входа. Он зажмурился и боялся, что фата-моргана исчезнет, как только он снова откроет глаза. Но через секунду все было на месте: бамбуковый шалаш, вездесущий шум моря и, чуть вдалеке, смеющаяся женщина с венком из цветов в волосах.