Александр Гриднев - Клевер. На дне вершины. Боевик без единого выстрела

– Младший сержант Болотов!

– Я!

– Почему вы оскорбили старшего по званию в присутствии товарищей? – мы глубоко ошибались и Тушок все слышал.

– Никак нет… – Миша виновато опустил голову.

– Что никак нет? – как бычий цепень впивается в плоть хозяина, чтобы питаться его соками, так Библев впивался взглядом в свою жертву.

Миша отрицал все им сказанное.

– Что, никто не слышал? Вы все под тр ибунал захотели? – лейтенант метнулся от него ко мне и стал очень близко разглядывать мое лицо. Все мы молчали и глядели прямо перед собой.

– Вы, командир отделения? – от Библева пахло анашой – Клевер, вы что-то слышали?

Я громко сглотнул слюну. Не получив ответа на вопрос, Тушок снова метнулся к Болотову. Он мгновение глядел в его глаза, потом вдруг жестко схватил за горло и прижал к побеленной стене.

– Я задал вопрос! – прошипел он.

Библев в ту ночь состоял помощником дежурного по части, поэтому тронуть его было смерти подобно, да и наш приказ о демобилизации должен был прийти со дня на день. Но этот шакал душил моего друга, а весь взвод проштрафившихся бойцов стоял и наблюдал за этим безобразием.

До армии я довольно серьезно занимался самбо. Стараниями Луки в армии освоил бокс и участвовал в соревнованиях. Внеуставные взаимоотношения в умывальнике также не были для меня в новинку. Поединок с Библевым стал для меня не просто легкой победой – этот чудик оказался подобием малого боксерского мешка.

Удар в правую почку, сотряс еще и его печень. Второй удар по корпусу заставил обмякнуть тщедушного помощника «ДЧ» 2 2 ДЧ или дежурный по части – офицер, назначенный следить за частью круглосуточно. Обязан докладывать командиру части обо всех происшествиях, поднимать личный состав по тревоге, по мере надобности командовать подразделениями и прочее. . Затем, я спокойно и плавно повернул его голову в неестественное положение до полной дезориентации в пространстве. Мягко уложив Тушкана на скрипучий пол, я придавил корпус его мощным коленом. От такой дерзости даже мои товарищи забыли, как дышать. Казалось, вся казарма замерла в растерянности. И в ночной тишине отчетливо был слышен звон крыльев комара, что одолевал дневального на том конце коридора. Поэтому мой шепот долетел до каждого угла расположения и вернулся ко мне вновь.

– Ты сейчас спокойно иди спать, Вадим… – обратился я к поверженному. – А мы с младшим сержантом Болотовым проверим, чтобы дневальный вымыл ЦП. Завтра поговорим, лады? – Библев молчал.

– Лады, – ответил я за него и аккуратно взяв за подмышки, рывком поставил его на ноги. Пошатываясь, лейтенант отправился к себе.

Спать в таджикистанскую душную ночь возможно было только при условии, что успеешь заснуть в течении пятнадцати минут на еще влажной простыне. Поэтому вся рота перед отбоем выливала в свои «люльки» по кружке воды, после чего каждый бросался в постель и давал команду организму – спать! И тогда тело бойца мгновенно теряло способность двигаться, и туловище его замирало в этом положении до утра.

Стараниями обкуренного офицерчика мы немного припозднились, поэтому все «нарушители» направились к титану с почти горячей водой. Когда я проходил мимо дневального – молодого бойца, что служил второй месяц – я весело ему подмигнул. Его сухие от жажды губы дрогнули в улыбке. Мы друг друга поняли – ничего не произошло. Дневальный ничего не видел и ничего не слышал. Стараясь не расплескать влагу из алюминиевой кружки, я поспешил к своей кровати.

…

Астрахань встретила нас слепым дождиком. Солнце светило ярко, но совсем не жарко. Мы, по-дембельски вложив руки в карманы парадной формы, вышагивали в ногу по перрону родного вокзала. Золотые кокарды, птички-петлички, идеально начищенные сапоги резали глаз нестерпимым блеском. Всю дорогу домой мой друг Михаил не унимался со своим бизнес-планом. Я воспринимал его длинный монолог, что длился уже сутки, как пьяный бред. Но как же я ошибался…

Советское прошлое навязало людям политику: отдавать по восемь часов труда в день государству. А потом государство бросало свой народ на произвол судьбы, оставляя им лишь жалкую подачку в виде пенсии. Величина этой пенсии по сравнению с уровнем Евросоюза, была просто смешной.

С наступлением девяностых, состояние страны ухудшалось с каждым месяцем. Хотя нам с Мишей довелось наблюдать крах советского государства, вместе с тем мы видели в этом и расцвет нашего капиталистического будущего. Мы нутром чувствовали, что стоим на пороге новой эры и новой страны.