Лестрейд выдержал паузу, затем прокашлялся.
– Ни в том, ни в другом случае не было никаких зацепок, которые могли бы дать нам ключ к разгадке этого преступника или сумасшедшего. Итак, Мистер Холмс, у вас есть факты.
– Очень необычные. И противоречивые. Это я про факты. – сказал Холмс. – Все три бюста были точными копиями?
– Они были отлиты из одной и той же формы.
– Прекрасно. Тогда напрашивается вывод, что преступник, пока назовём его так, вовсе не сумасшедший. И ненависть к императору Наполеону ему не припишешь. Слишком странно начинать уничтожать многочисленные изображения Наполеона именно с охоты за тремя одинаковыми статуэтками.
– Но нужно учесть, что все они долгое время были в одном месте. Они были выставлены в лавке Хадсона. В этом квартале – это единственные изображения Наполеона. – сказал Лестрейд и посмотрел в мою сторону. – А что вы скажете по этому поводу, доктор Ватсон?.
– Мономания? Такое вполне возможно. – ответил я. – Существует состояние, которое современные французские психологи назвали «idee fixe», оно может быть пустяковым по своему характеру и сопровождаться полным здравомыслием во всех других отношениях. Человек увлечённый персоной Наполеона, много читавший и изучавший его жизненный путь… Вполне возможно, что кто-то из его родственников пострадал во время Наполеоновских войн. Всё это могло стать причиной маниакального мщения. «Idee fixe». Дальше человек способен на фантастические поступки.
– Это не годится, мой дорогой Ватсон, – сказал Холмс, качая головой, – потому что никакие «idee fixe» не позволят вашему интересному мономаньяку выяснить, где находятся эти бюсты.
– Тогда, как вы это объясните?
– Я не пытаюсь этого делать. Я только заметил, что в эксцентричных действиях этого джентльмена есть важная деталь. Например, в холле доктора Барникота, где шум мог разбудить семью, бюст выносили наружу, прежде чем разбить. Тогда как в приёмной, где было меньше опасности быть услышанным, его разбивали на месте. Дело кажется до нелепости пустяковым, и все же я не могу назвать его тривиальным. Если вспомнить некоторые из моих самых известных дел, то они не имели многообещающего начала. Вы помните, Ватсон, эту ужасную историю семьи Эбернетти? Поэтому я не могу позволить себе улыбаться, глядя на ваши три разбитых бюста, Лестрейд. Мы с Ватсоном будем вам очень признательны, если вы расскажете о новых событиях в столь странном деле.
Развитие событий, о котором просил мой друг, произошло быстрее и намного трагичнее, чем он мог себе представить. На следующее утро, когда я все еще одевался в своей спальне, раздался стук в дверь и вошёл Холмс с телеграммой в руке. Он прочёл её вслух.
«Немедленно приезжайте, Питт-стрит, 131, Кенсингтон. Лестрейд.»
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю – может быть, всё что угодно. Но я подозреваю, что это продолжение истории с бюстами. В таком случае наш друг, мономаньяк, начал действовать в другом районе Лондона. Ватсон, на столе кофе, а у дверей нас ждёт кэб.
Через полчаса мы добрались до Питт-стрит, тихой заводи рядом с одним из самых оживленных течений лондонской жизни. Дом 131 был одним из ряда респектабельных, но однотипных, и в высшей степени неромантичных жилищ. Подъехав к дому, мы увидели, что около ограды собралась толпа зевак. Холмс присвистнул.
– Ватсон! Это как минимум кровавое убийство. Нечто менее интересное, не удержит лондонского мальчишку-курьера. По вытянутой шее этого парня можно судить, что произошло настоящее злодеяние. Смотрите, Ватсон! Верхние ступени мокрые, а остальные высохли. Во всяком случае, достаточно шагов! Вон Лестрейд стоит у окна, скоро мы все узнаем.
Лестрейд встретил нас с очень серьезным лицом и провел в гостиную, где взад и вперед расхаживал чрезвычайно неряшливый и взволнованный пожилой человек, одетый во фланелевый халат. Он был представлен нам как владелец дома-мистер Хорас Харкер из Центрального пресс-синдиката.
– Опять этот наполеоновский бюст, – сказал Лестрейд. – Вчера вечером вы проявили интерес, Мистер Холмс, и я подумал, что, возможно, вы будете рады присутствовать сейчас, когда дело приняло гораздо более серьезный оборот.
– И что произошло на этот раз?
– Убийство. Мистер Харкер, не могли бы вы рассказать этим джентльменам, что именно произошло?
Человек в халате повернулся к нам с печальным выражением лица.
– Удивительно, – сказал он, – всю свою жизнь я собирал чужие новости, а теперь, когда настоящая новость пришла ко мне сама, я так растерян и встревожен, что не могу связать двух слов. Если бы я пришел сюда как журналист, то взял бы интервью у самого себя и написал бы две колонки в каждой вечерней газете. Однако сам я не могу пока этим воспользоваться. Я наслышан о вас, Мистер Шерлок Холмс, и если вы берётесь расследовать это странное дело я расскажу вам всё.
Читать дальше