Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола

Иларии самой девяносто с лишним. А сколько тогда Лавру? Он сам не помнит, как ни допытывалась Илария, или балует с ней дед? Она не знает, однако наполовину дед ее старше. Начнет рассказывать такое! Илария только глаза таращит. Оказывается, видел Лавр еще епископа Павла [11] Павел – епископ Астраханский и Енотаевский, в миру Иван Елизарьевич Вильчинский, в декабре 1889 года назначен на Астраханскую кафедру. В 1892 году в губернии разразилась холерная эпидемия, епископ Павел принял активные меры против заразы. Когда в городе начался бунт против властей и врачей, призывал народ к прекращению и порицанию бунтовщиков. Безбоязненно сам владыка и священники посещали больных и днем и ночью с врачами, совершали крестные ходы. Летом 1893 года епископ Павел совершил благодарственный молебен о прекращении холеры в губернии. ! Владыку епархии областной! Царских времен! И не только видел, а будто руку тому лобызал! Мать его тыкала взашей в ноги владыке. А епископ тот не кто иной, как спаситель города от страшной заразы – черной холеры!

Епископ Павел совершил благодарственный молебен о полном прекращении эпидемии в губернии. На площади, в кремле, принародно.

Вот тогда, выходит, мать и ткнула Лаврушку к Преосвященному ладошки целовать. На всю жизнь врезалось то в память детине!

Послушает Илария Лавра, так ничего хорошего и не запомнилось тому, хотя с малых лет и всю жизнь при церкви находился! Все страхи да слезы! Илария сама от слез не сдержалась, когда слушала с Донатом да Златкой грустную историю о последних днях жизни великого мученика, другого владыки – Митрофана [12] Митрофан – архиепископ Астраханский и Царевский, в миру Дмитрий Иванович Краснопольский, был назначен на Астраханскую кафедру в августе 1916 года; Февральскую революцию встретил спокойно. Следуя решениям Святейшего Синода от 10.09.1917 года, призвал паству повиноваться Временному правительству, «разумно пользоваться дарованной свободой». После Октябрьской революции 1917 года началась Гражданская война, осенью 1918 года Астрахань становится прифронтовым городом. Разбитая на Северном Кавказе 11-я Красная Армия с тяжелыми боями отступила к Волге. Красноармейцы заняли кремль, выселили архиепископа и священников. В июле 1919 года председатель Губчека Атарбеков заявил на собрании членов Совета профсоюзов, заводских и партийных (больш.) комитетов, что им раскрыт заговор, целью которого ставилось отравление всего высшего командного состава Красной армии цианистым калием. В ночь с 1 на 2 июля арестовали 60 человек, во главе заговора Атарбеков объявил архиепископа Митрофана и епископа Леонтия. Без суда, решением «тройки» 23 июля 1919 года архиепископ Митрофан был расстрелян. Обвинительного заключения в деле нет. . Об этом и она сама уже слыхала. От других. А Лавр, оказывается, прямым свидетелем был, даже участником. В камере арестантской с архиепископом Митрофаном мытарствовал. Вместе с другими священниками, безвинно обвиненными в заговоре белогвардейском против чекистов. Босым владыку Митрофана вывели во двор на распыл. Как Иисус Христос на суде неправедном, так и владыка Митрофан перекрестил грешников и воскликнул: «Не знаете, что творите, поэтому не виню вас!»

Солдаты простые в него стрелять отказались. Но главный их начальник, смердящий инородец, в злодейском безумии сам расстрелял безвинного.

Лавр тогда чудом уцелел, служкой при церкви был, сочли его чекисты за одурманенного церковниками пролетария, и отделался он тюрьмой…

Вспомнила Илария все эти рассказы Лавра, сама прослезилась, высунулась из своего угла – что-то умолк дед? То стонал, жаловался на спину, бурчал, ее гонял и ругал Златку, а тут смолк. Заснул вроде? Не утерпела, поднялась сама. Слава Богу, легка еще на ноги, поспешила к Лавру. Возраст не тот у старца, чтобы так просто молчать. Хорошо, если заснул, лихоманка отпустила, две ночи не спал, мучился. И ей спокою не давал. А если заснул навеки?..

Вплотную подобралась к старцу. Тот не двигался. Нагнулась над ним, к самому лицу. Ни звука! И дыхания нет! Аж к носу сунулась. Жив ли?

И отпрянула!

Открыл Лавр глазища страшные, губы надул шарами, зубы желтые большие оскалил, да как заорет на нее:

– Жив я, старая! Рано хоронишь!

И дико захохотал. Боль-то, видать, отпустила.

Непутевый! Одно слово, баловник старый! Как есть, лучше не сказать: седина в бороду, а бес в ребро! Не исправит Лавра Господь! Умирать будет, отмочит чего-нибудь, со стыда сгоришь…