Нарсежак Буало - Последний трюк каскадера

- Вы хотите сказать, что...

- Не я хочу сказать. Она!.. Она хочет сказать, что ее брата могли убить, а потом позвонить от его имени.

- Придумано ловко, - допускает он. - Один такой ход, и мне шах и мат.

- Каким образом?

- Ну конечно! Если все происходило так, как она предполагает, преступление было преднамеренным. Трудно представить себе таинственного убийцу, вошедшего через застекленную дверь и сымпровизировавшего подобную сложную мизансцену. Следовательно, преступник - кто-то из проживающих в замке. Но Иза была у друзей, Шамбон в кино... Остается... да, черт возьми... остаюсь я... Она клонит именно к этому, старая кляча.

- Вы быстро соображаете, - замечает Дрё.

- Представьте, я знаю, сколько будет дважды два, и знаю, что она меня терпеть не может. И вот доказательство.

- О, доказательство! Вы явно торопитесь! - Комиссар полиции по горло сыт ее домыслами, но городские власти рядом, и комиссару очень хотелось бы положить конец разговорам о деле Фромана. - Моя задача состоит в том, чтобы управлять старой дамой, сказав ей примерно следующее: "Нам это тоже приходило в голову, но только не надо, чтобы преступник о чем-нибудь догадывался. В настоящее время мы разыскиваем магнитофонную запись голоса господина Фромана. Когда мы найдем кусок пленки (а он ведь часто выступал), мы дадим его прослушать сотруднику Братской помощи.

- Вы серьезно?

- Ну а как же! Просто надо выиграть время.

Ришар жадно затягивается.

- Заметьте, - говорит он. - Все это мне абсолютно безразлично. Даже скорее забавно. На вашем месте я согласился бы с версией преступления.

- Э, тихонько! Ни звука, ни слова. Будем помалкивать. Это, кстати, в ваших интересах.

Он надевает плащ, кашне, слегка надвигает набок шляпу, протягивает палец к шахматной доске.

- Продолжайте играть. Белый конь, да... против черного слона.

- Из вас вышел бы хороший партнер, - замечает Ришар.

Не могло быть и речи о том, чтобы я присутствовал на бракосочетании. Я был тем, кого следовало прятать, - бывший ярмарочный паяц, калека, соперник и жертва в одном лице. На некоторое время следовало стушеваться, не подавать признаков жизни. Садовник приносил мне еду, словно заключенному. Шамбон навещал тайком, впопыхах, все более и более возбуждаясь.

- В конце концов, - кричал он, - сделайте что-нибудь, черт возьми! Вы ведь еще имеете на нее какое-то влияние. Запретите ей принимать предложение дяди. Это чудовищно! Вы-то прекрасно понимаете, что он ее покупает. Если бы я был на вашем месте...

- Ты бы его убил? - подсказывал я.

Он смотрел на меня растерянно, однажды даже заплакал.

- Да, я люблю ее. Вы правы... Ничего не могу с собой поделать. Я словно не жил до сих пор. Вот вы, Ришар, вы когда-нибудь любили?

- Мне кажется, да.

- И вы уже не помните, что с вами было?

- Нет. Знаешь, все идиоты одинаковы.

- А теперь вы выздоровели.

- Я не выздоровел, я умер.

Шамбон скривился.

- С вами невозможно серьезно разговаривать. Вы не хотите мне помочь?

- Все очень просто, малыш Марсель. Давай его укокошим. Нет, я не шучу.

Вот что значит играть по крупному. Надо дать рыбке попасться на крючок, а потом уж дергать леску. Шамбон ускользал. Мне оставалось ждать. Два или три дня спустя он сообщил, что у него с Фроманом была бурная сцена.

- Я категорически отказался присутствовать на церемонии. Сказал ему, что он выставляет себя на посмешище перед всем городом, а Иза по его милости выглядит интриганкой - ничего себе пара! В общем, наорал на него так, что он стал мне угрожать. "Если ты сию минуту не замолчишь, я дам тебе пощечину". Так и сказал. Но если бы он меня ударил, я бы избил его в ту же секунду, клянусь вам. Что он о себе возомнил?

- А что мать?

- В кои-то веки на моей стороне.

- Ты доволен?

- Когда выговоришься, легче на душе.

- Согласен! Но что это меняет? А? Ты бы признался Изе, что без ума от нее, - как знать, может, в последний момент она и отказала бы Фроману.

Молчание. Я нахожу эту минуту столь же упоительной, как и те лучшие мгновения, которые выпадали на мою долю. Шамбон бледен как смерть. Он взвешивает все "за" и "против" по привычке примерного бухгалтера. Наконец решается:

- Вы не могли бы поговорить с ней?

- Ты что, смеешься?

- Ничуть. Только начните. А потом... потом... думаю, я выпутался бы. Впрочем, нет. Все кончено. Вы правы. Я слишком долго медлил.

Он уходит, как и пришел, бормоча что-то себе под нос, в совершенной растерянности. Я тут же вызываю Изу, кратко пересказываю разговор, по крайней мере то, что ей положено знать.