Марк Раабе - Надрез

Сердце выскакивало из груди. Оно билось так быстро, так громко. Габриэлю захотелось оказаться подальше отсюда, рядом с Дэвидом, под одеялом.

«Люк Скайуокер ни за что не стал бы прятаться под одеялом».

Пальцы левой руки потянулись к стене. Мальчик, дрожа, искал выключатель, но боялся нащупать что-то другое. Что, если они прячутся здесь, эти призраки? Вдруг они схватят его за руку? Вдруг он случайно сунет чудовищу руку прямо в пасть – и зубы сомкнутся на запястье?

Вот оно! Прохладная пластмасса.

Он нажал на кнопку выключателя, и под потолком вспыхнули три красные лампы. Комнату залило странным багровым светом.

Все вокруг казалось красным, как в животе у чудовища.

По спине у Габриэля побежали мурашки. Он застыл на пороге лаборатории, словно впереди пролегла невидимая граница, которую он не хотел переступать. Прищурившись, мальчик внимательно осмотрелся.

Лаборатория оказалась куда больше, чем он думал: три метра в ширину и семь в длину. Прямо перед ним висела плотная штора из черного мольтона. Кто-то сдвинул ее в сторону.

Под бетонным потолком протянулась бельевая веревка, на ней были развешаны фотографии. Часть из них сорвали и бросили на пол.

Слева стоял фотоувеличитель, справа вдоль стены тянулись полки с оборудованием. Габриэль удивленно распахнул глаза: он узнал кино-и фотокамеры «Аррифлекс», «Болье», «Лейка» и другие, поменьше. В журналах, громоздившихся в папином кабинете на первом этаже, много писали о таких камерах. Когда папа выбрасывал журнал, Габриэль доставал его из мусорного ведра, прятал под подушку и перед сном читал под одеялом, подсвечивая себе фонариком, пока не начинали слипаться глаза.

Рядом с камерами лежал с десяток объективов, некоторые были длинными, точно ствол ружья; рядом – мелкие фотоаппараты, глушители для моторов камер, позволявшие записывать чистый звук, 8-и 16-миллиметровые кинопленки, стопка из трех кассетных видеомагнитофонов, четыре монитора и наконец две новенькие видеокамеры. «Пластиковая дрянь», – ругал их папа. Но Габриэль как-то прочитал в одном из папиных журналов, что этими новыми видеокамерами можно снимать почти два часа, не меняя пленку, – невероятно! К тому же «пластиковые дряни» не шумели, как кинокамеры, а вели запись беззвучно.

Габриэль восторженно обозревал эти сокровища, его глаза блестели. Ему так хотелось показать все это Дэвиду! При мысли об этом встрепенулась его совесть. В конце концов, находиться тут опасно. Нельзя приводить сюда Дэвида. К тому же братишка уже наверняка спит. Он правильно поступил, заперев дверь в комнату.

И вдруг опять что-то громыхнуло. Габриэль испуганно оглянулся. Но в подвале никого не было. Ни родителей, ни призраков. Мама и папа все еще скандалили в кухне.

Мальчик снова обвел взглядом лабораторию, эти сокровища. «Иди сюда» , – словно шептали они. Но Габриэль все еще стоял на пороге, у шторы. Страх не отпускал. Он еще мог вернуться. Он ведь увидел лабораторию, зачем ему входить туда?

«Одиннадцать! Тебе уже одиннадцать! Ну же, не будь трусом!»

А сколько лет было Люку?

Поколебавшись, Габриэль шагнул внутрь. Шаг, еще один.

Что же это за фотографии? Нагнувшись, мальчик поднял с пола снимок и всмотрелся в размытое зернистое изображение. К горлу подступила тошнота, внизу живота как-то странно засосало. Он поднял взгляд на фотографии на бельевой веревке. Снимок прямо над его головой притягивал взгляд, точно магнит. Мальчика бросило в жар, щеки побагровели – стали красными, как и все в этой комнате. И в то же время ему было не по себе. Это выглядело таким… настоящим… или это актеры? Будто в фильме! Эти колонны, стены – как в средневековье. И черные наряды…

Он наконец заставил себя отвернуться, и его взгляд упал на развороченные груды оборудования на полках, на видеомагнитофоны. На их боках поблескивал крошечный логотип фирмы – «JVC». Нижний магнитофон был включен, на зеркальной панели светились цифры и значки. «Как в “Звездных войнах”, в кабине космического корабля», – подумал он.

Рука Габриэля точно сама потянулась к магнитофону, палец нажал на кнопку. Мальчик вздрогнул, когда внутри магнитофона что-то громко клацнуло. Еще раз и еще, потом послышалось жужжание моторчика. Кассета! В магнитофоне была кассета! Щеки Габриэля горели. Он быстро нажал еще на одну кнопку. Опять послышались щелчки – и по монитору рядом с магнитофоном побежали полосы. Изображение дрогнуло – и выровнялось. Размытое, с нечеткими цветами, странное – будто окно в другой мир.