Светлана Алешина: Чертова дюжина грехов

– Они все умирали при таинственных обстоятельствах! – загадочно сказал муж таинственным голосом. И эта интонация вдруг напомнила мне Пашку, говорившего о каких-то таинственных историях с Марианной Масри. «Чертовщина какая-то», – подумала я и нахмурилась.

– Что с тобой? – тут же среагировал муж. – Что-то случилось?

– Не знаю, – я пожала плечами. Затем потянулась и провела рукой по его непослушным черным волосам. – Наверное, просто устала.

– А я-то хорош! – тут же подскочил с дивана Володька. – Жена уставшая пришла, а я даже покормить ее не тороплюсь.

– Потом, – сказала я. – Это подождет, просто обними… Знаешь, – добавила я, прижавшись к его плечу, – у меня, наверное, депрессия. Или авитаминоз. Или – то и другое сразу. Мне что-то так тоскливо и вообще…

– Надо принимать витамины, – назидательно произнес Володя.

– Уже. Купила сегодня, но что-то как-то… – я пожала плечами.

– Тогда… – интригующе произнес муж, – я знаю одно старинное народное средство против депрессии. Правда, не знаю, как оно действует против авитаминоза, но полагаю, что тоже помогает… – и он наклонился к моим губам.

Ужин в тот день сильно запоздал, а во время еды разговор снова коснулся Марианны. Хотя началось все издалека, и я даже представить себе не могла, что история, рассказанная мужем, опять приведет меня к мыслям об этой женщине.

– Сегодня мне на глаза попалась одна весьма занимательная статья, – сказал Володя, ловко орудуя ножом и вилкой и расправляясь с отбивной.

– И что же в ней?

– В ней рассказывается об одной реликвии, индейской золотой пластине, которая некогда, говорят, принадлежала исчезнувшему североамериканскому индейскому племени, родственному майя, – охотно принялся рассказывать муж. – У этой пластины, обладающей якобы какими-то фантастическими возможностями, довольно темное прошлое. Она якобы была заговорена на богатство ее владельца и могла даровать ему очень большую власть.

– Ну, как всегда, – хмыкнула я. – С этими реликвиями всегда одно и то же.

– В общем, да, – кивнул Володька. – Тут та же самая история, ты права, индейцы пластину заговорили, потом ее похитили, они вернули ее, прокляли и разделили на две половины, а затем со всеми ее последующими владельцами начали происходить странные и страшные вещи. Все они умирали при невыясненных обстоятельствах.

– А ты ничего не путаешь? – лукаво переспросила я. – Может, ты просто рассказываешь мне недочитанный рассказ Честертона? Там ведь тоже…

– Нет, – нетерпеливо перебил муж. – Я, может, и начал классика перечитывать по этой причине, что про пластину эту узнал. Словом, она много раз терялась в частных коллекциях, потом снова всплывала на каких-то аукционах – то одна ее часть, то другая, а то и сразу обе, – а затем опять пропадала бог знает куда. Это длилось веками. Но проклятие индейцев оставалось в силе.

– Ну, конечно! Кто бы сомневался! – сыронизировала я.

– А сейчас, говорят, – продолжал муж, скривив обиженную гримасу, – ею владеет одна наша соотечественница, мол, обе части у нее в коллекции.

И вот тут я снова вспомнила о Марианне и снова нахмурилась.

– Тебя что-то тревожит? – спросил Володя, и я ему честно рассказала обо всем.

Он нежно погладил меня по волосам и сказал сакраментальную фразу о том, что утро – оно всегда мудренее, и мы отправились спать, позволив себе сегодня маленькую поблажку в виде непомытой после ужина посуды.

Утро выдалось солнечным и по-весеннему теплым. Я поняла это сразу, как только открыла глаза. Синее небо! Вот это новость, выходит, некоторые желания могут исполняться с такой молниеносной скоростью. Еще вчера я так мечтала о синем небе и ярком солнце, что, казалось, ничего другого в жизни мне и не нужно. И вот сегодня… «А нынче, – вспомнился мне Пушкин, – посмотри в окно…» Я проворно вскочила, выглянула и обрадовалась. Снег таял буквально на глазах, солнце сияло, словно сумасшедшее, и не скажешь, что по календарю все еще зима, хотя и с зимой в этом году что-то было не очень.

Словом, я проснулась бодрой и готовой к новым трудовым подвигам. Настроение только улучшилось после обычных утренних процедур, приправленных нежным поцелуем мужа и горячим крепким кофе, а также витаминами, и на работу я пришла, чувствуя себя преотлично.

Ни следа апатии и уныния последних дней – сегодня ничто не напоминало о недавней тоске, и даже по дороге на работу я не предавалась своим мечтам о другой передаче. Нет, я просто смотрела по сторонам и еле сдерживала улыбку, чтобы хмурые люди в троллейбусе не приняли меня за ненормальную. А я даже удивлялась, видя насупленные брови и недовольные складки у губ пассажиров – как же можно хмуриться в такой прекрасный день?