Эмили Барр - Ночной поезд

Но, как отчаянно ни пыталась, я не могла заставить себя поверить ни во что, кроме полного уничтожения. Я просто буду навсегда стерта с лица земли.

Теплая вода наполнила мой рот. Я не могла ее выплюнуть, поэтому проглотила. На какую-то ужасную секунду я подумала, что меня сейчас снова стошнит. Некоторое время я размышляла, как это может получиться. Может ли тебя вырвать в воду, если ты не имеешь возможности глотнуть воздуха? Это будет неприятно, и я напрягла всю силу воли, чтобы подавить порыв. Я больше не могла кричать. Если я закину голову назад, то сумею вдыхать чуть-чуть дольше.

Потом вода начала подступать маленькими волнами, танцуя и наполняя мой нос, отступая и вновь наступая. Это действовало на нервы. Я хотела поддаться ей прямо сейчас, но какой-то инстинкт, заставляющий цепляться за жизнь, побуждал меня держать голову закинутой назад, чтобы ноздри были над водой как можно дольше.

Затем вода стала лизать мой нос. Я постаралась набрать в легкие побольше воздуха. И как раз в тот момент, когда я определенно сделала свой последний вдох, мне показалась, что где-то вдалеке послышался звук мотора, а затем – голос, а после мотор загудел громче и громче.

Леон пичкал меня транквилизаторами: как только я это вычислила, все обрело смысл. День назад я могла сосредоточиться и кое-как поддерживать разговор. Сейчас, чтобы пошевелить рукой или ногой, требовалось концентрированное усилие, волевое фокусирование умственных ресурсов. Говорить – это уже целый триумф, особенно если слова должны звучать мало-мальски отчетливо. Я могла лишь спать или просто валяться. Я предпочитала спать: по крайней мере сознание заблокировано. Не знаю, что это за транквилизаторы, но они не давали мне мыслить. Они удерживали меня здесь, превращая почти в добровольную пленницу. Все мое существование наполнилось ленью, и я поселилась внутри розового свечения, где не о чем беспокоиться.

Гай мертв, но это ничего, потому что все мы там будем, и не имеет значения, произойдет это сейчас или через тридцать лет. Для Вселенной это одно и то же. Айрис тоже мертва. Это тоже не страшно. Что бы он со мной ни делал, это не имеет значения, потому что он Леон, мой крестный, и мне будет с ним хорошо.

Он купил мне красивую одежду и расчесывал мои волосы. Он заставлял меня наносить макияж, что я проделывала тщательно и твердой рукой. Я ела и пила то, что он ставил передо мной, зная, что он лучше разбирается в том, что для меня хорошо, ведь он заботился о моем физическом и психическом здоровье и о моей внешности.

Насколько я помнила, он меня не касался. Я была рада, потому что одна только мысль об этом вызывала ужас. Однако это означало, что у него все распланировано и ему некуда спешить. Ожидай Леон появления полиции, он бы на меня набросился. Он мог бы сейчас сделать со мной все что угодно – мы оба это знали, – и тот факт, что он выжидает, держа меня в состоянии постоянного страха, едва ли не хуже альтернативного варианта.

Только когда воздействие наркотика ослабевало, биение моего сердца учащалось, ум неожиданно обострялся и в душу снова устремлялся ужас. Сейчас я старалась не показать ему, что мои силы возвращаются, и начала отчаянно планировать. Мне нужно найти свой телефон и позвать на помощь. Или же его телефон: любой сойдет. Я могла бы позвонить домой родителям, чтобы они подняли тревогу.

Это нелепо. Тревога уже поднята, поднята на максимальный уровень, меня ищут, однако удалось это одной лишь Айрис. Я могла бы попытаться позвонить ей, но он забрал ее телефон и выбросил в море. Я видела, как он это сделал. И в любом случае, несмотря на его слова, я сомневалась, что он ее убил. Он, вероятно, не сделал это напрямую сам, поэтому мог мне поклясться, что оставил ее в живых. К настоящему моменту она должна быть мертва, поскольку она единственная, кто знает, что это был он.

Я могла бы вылезти из окна, но эта вилла снабжена кондиционерами, и ее владельцы так уверены в эффективности системы охлаждения, что окна даже не открываются. Я выяснила это в предыдущий момент своего просветления. Леон застал меня за попыткой выбить стекло, после чего мягко усадил и заставил выпить коктейль, который был полон алкоголя и каких-то снадобий, и я опять впала в забытье. На этот раз я буду осторожнее.

Я слышала, как он в спальне стучит на ноутбуке. Я сидела на диване и озиралась. В пределах досягаемости, естественно, телефона не нашлось. Свой айфон он держал при себе. Мой тайский телефон он убрал в сейф; мне смутно помнилось, как я это видела. Тот смартфон я купила в Бангкоке, он с предоплаченным тарифом и не зарегистрирован на меня, чтобы его нельзя было отследить (я смотрела сериал «Прослушка» и имела некоторое представление о том, как это работает). Но я понятия не имела, какой код от сейфа.