Светлана Алешина - Репортаж с того света

– Дело в том, Виолетта Гавриловна, – помог мне наконец Кряжимский, – что с Димой произошло несчастье. Кто-то ударил его по голове…

Последнюю реплику Сергей Иванович произнес сдавленным голосом, что тут же было замечено проницательной старухой.

«Лучше бы уж он помалкивал», – подумала я про себя.

– Что вы такое несете, милостивый государь? – возмутилась старуха и двинулась в комнату.

Конечно, «двинулась» – это сильно сказано (ей всего-то нужно было сделать два-три шага на ее ходулях), но она так ловко преодолела это небольшое расстояние, как будто мы с Сергеем Ивановичем не стояли у нее на пути. Мы с Кряжимским машинально посторонились, пропуская ее, и она очутилась прямо перед трупом. Когда она его увидела, то не стала кричать или биться в истерике, чего я опасалась и, честно говоря, ожидала, а просто несколько раз осенила себя крестным знамением, повторяя каждый раз: «Господи, боже мой, спаси и помилуй». Потом она повернулась к нам и произнесла тоном пророка:

– Я знаю, кто его убил.

– Кто? – ошарашенным дуэтом спросили мы с Кряжимским.

– Это тот тип, в клетчатой рубашке, – безапелляционно заявила она.

– Вы что, видели его? – взволнованно спросила я.

– Конечно, – уверенно ответила она. – Я уже собралась в магазин и стояла у двери, когда услышала, как Дима отпирает замок. Ну, я посмотрела в глазок, все ли у него в порядке? Дима открыл дверь, а тут этот, в клетчатой рубашке подбежал…

– Подбежал? – переспросила я.

– Ну да, подбежал. Как будто он внизу там замешкался. Да. Они вместе в квартиру и вошли. Я потом вспомнила, что забыла взять кошелек, и вернулась в комнату, а «Эхо Москвы» стало новости передавать.

– Так во сколько это было, вы помните? – чувствуя азарт охотника, выпалила я.

– Конечно, помню, говорю же, «Эхо Москвы» новости начало передавать, минут за десять до того, как вы в дверь забарабанили.

– А как он выглядел? Ну этот, который подбежал?

– Я же сказала уже, барышня, Ольга Юрьевна, если я не ошибаюсь.

– Угу, – кивнула я.

– Да, так вот, Ольга Юрьевна, как я уже сказала, он был в клетчатой рубашке, высокий и лысоватый такой. Подробнее не разглядела, очень быстро пробежал.

– Значит, больше вы ничего не заметили, Виолетта Гавриловна? – я с надеждой смотрела на нее.

– Нет, больше ничего, – как-то неестественно сухо отозвалась она.

– Как он выходил, вы не видели?

– Наверное, он быстро ушел, пока я новости слушала.

– Ничего не понимаю, – произнесла я. – Когда же он успел все здесь перевернуть?

Виолетта Гавриловна, видимо, посчитав разговор законченным, повернулась к двери.

– Нужно вызвать милицию, – бросила она через плечо. – А вы никуда не уходите, они будут снимать показания. И ничего там не трогайте, – добавила она уже в дверях.

Пораженные ее выдержкой, властным тоном и осведомленностью о том, что и как полагается делать в подобной далеко не обыденной ситуации, мы замерли с открытыми ртами, провожая статную фигуру старухи взглядами.

Когда легкий шок прошел, я поняла, что влипли мы крепко.

Не буду утомлять читателя пересказом того, как мы провели следующие несколько часов. Хорошо еще, что нас с Кряжимским не задержали в качестве подозреваемых. Но вопросов к нам было – жуть. И как мы здесь оказались? И когда пришли? И зачем? И в каких отношениях были с покойным? Когда выяснилось, что Клочков сегодня с утра ходил в милицию, вызвали того лейтенанта (оказалось, что его фамилия Перфильев), к которому он обращался.

Я надеялась, что Клочков сделал несколько экземпляров фотографий и лейтенант привезет тот, который оставил им Дмитрий, но надежды мои не оправдались. Перфильев, после того как они съездили на место и ничего там не обнаружили, вернул фотографии Клочкову.

Лейтенант вызвал Матвиенко, и вся бригада поехала на опушку, которую им показывал Дима. Мы, само собой, увязались за ними. Мне хотелось увидеть все своими собственными глазами, чтобы потом отразить в статье.

Когда мы вернулись в редакцию, уже смеркалось, и сотрудники, естественно, разошлись по домам.

Я прошла к дивану, щелкнув по пути рычажком электрочайника, и с облегчением откинулась на мягкую спинку. Я так устала за сегодняшний день, словно в одиночку разгрузила вагон чугунных болванок. Ноги и голова гудели, хотя, казалось бы, ходила я не так много, да и особо сложными размышлениями себя не обременяла.

Только горькое сожаление о нелепой смерти Димы Клочкова преследовало меня всю вторую половину дня. Человек пришел к нам, рассчитывая на нашу помощь и компетентность, а мы… Я ругала себя за то, что позволила Кряжимскому отпустить Клочкова, за то, что слишком медленно ехала. Ведь приди мы к нему на десять минут раньше, он мог бы остаться в живых.