Алекс Норк - Не уходи

– В каком именно смысле «почти тот же набор»? И еще, Сергей Григорьевич, в наборе были монеты из того первого?

– Вот то-то и любопытно, что фальшивки все были новые. А отличался набор лишь тем, что в первом монет было четырнадцать, а в этом тринадцать.

– То есть во всем остальном совпадение?

– Именно-именно. Да, не помню уж отчего, но первый мой посетитель – показалось мне или оговорка его была – москвич. Второй просто сообщил, что наслышан про мой нумизматический интерес, но он тоже почти что наверняка москвич.

Дяде не удалось спросить, как граф, говоря математическим языком, это вычислил, потому что принесли портвейн – какую-то редкость, бутылка была постарше меня.

Эпикурейская натура дяди тотчас отвлеклась на этот шедевр.

Цвет…

Запах…

Стали пить маленькими глотками…

Я не мастак по дегустации вин, и употребляю их всегда в малом количестве, так как терпеть не могу «поехавшей» головы, а у меня такое начинается скоро.

Но дядя – что папенька – могут пить много, и не меняясь ничуть в мыслях и поведении.

С дядей мы тоже пили вина первого сорта, однако ж этот портвейн показался особенным – его вкусовое многообразие, чудилось мне, превосходит количество моих вкусовых рецепторов.

И дядя скоро признал, что в жизни его были только два случая, когда он пребывал в подобном восторге от питьевых ощущений.

Еще пара минут ушла на это чувственное благополучие.

Однако интересная и недосказанная история звала вернуться.

– Итак, – начал дядя, – вы снова определили фальшивки и сообщили об этом владельцу?

– Однако не стал сообщать о его предшественнике.

– Очень осмотрительно, Сергей Григорьевич. Какова же на этот раз случилась реакция?

– Гневная. Само собою, не на меня – на кого-то третьего, за сценой от нас, так сказать.

– И ничего конкретного?

– Очень быстро откланялся.

Мысль о простом пришла мне в голову.

– Позвольте спросить, граф, люди эти ведь как-то должны были себя называть? Дворецкому или еще кому-то…

Естественный ход моих мыслей у обоих вызвал вдруг замешательство, которое дядя сразу почти снял дружелюбной улыбкой:

– Серж, неужели люди с такой манерою поведения не приготовили заранее себе ложные имена.

– Назывались, конечно, – подтвердил граф, – и третий назвался.

– И третий?! – воскликнули мы.

– Набор как у первого, только добавилась еще одна монетка – византийская, IX века. И непонятная тут деталь – монетка-то настоящая.

– Так-так-так…

Произнеся, дядя задумался, а я спросил графа, почему первые двое визитеров с монетами, по его мнению, москвичи.

– И третий тоже. А объяснение крайне простое. Являлись они в одно почти время, и это совпадение заставило меня взять железнодорожное расписание.

– Браво, Сергей Григорьевич! – включился дядя. – Прибытие московского поезда?

– Плюс время сесть на извозчика и доехать до моего дома.

– Московский след, так сказать… хм, так что этот третий?

– Солгал, представившись отставным капитаном.

– Как, простите, сумели определить?

– Попытка спрашивать о командирах его частей сразу всё выдала. А монеты, якобы, достались в наследство от старой тетушки.

Дальше дядя попросил перо и бумагу и стал записывать признаки, по которым граф отличал доставленные ему подделки.

Граф терпеливо и тщательно всё указывал.

Дотошность дядина выглядела не очень уместной, хозяин, подумалось, рассказал всю историю как некий казус… однако дальнейший их разговор показал, что я совершенно ошибся.

– Ты, Андрюша, застал ту неприятность с Павлом Михайловичем Третьяковым, с поделками «малых голландцев»?

– Застал, незадолго до моего отъезда она приключилось.

Я знал, что богатый купец Третьяков собирает современную русскую живопись, и от товарищей по любительскому театру слышал: намерение его очень серьезное, и даже государственного значения: национальный музей хочет создать. Но причем тут «малые голландцы» – живописцы Голландии XVII века, писавшие небольшого формата картины бытового жанра и всевозможнейшие пейзажи.

– А притом, Серж, что Третьяков свое собирательство с них именно начал и получил сразу в рыло.

Граф, улыбнувшись дядиной грубости, сообщил:

– Я ведь остерегал его – много в Европе сейчас подделок, целая компания немецких художников с десяток лет этим грешила. Да молодость его была не очень внимательна.

– А сколько Рембрандтов фальшивых гуляет! – дядя даже хлопнул себя ладонями по коленям. – Сотнями исчисляются, сотнями!