Наталья Александрова: Амулет Великого Слона

Платил Самсоныч неплохо, да еще чаевые перепадали, жить можно. Так что Ася не спорила, делала что велели. Сейчас можно волосы гладко заколоть – как получится, конечно, а уж вечером в ресторане она такую афру устроит. И губы помадой яркой накрасит, чтобы выпяченными казались. В уши – серьги в виде огромных колец, Самсоныч самолично выдал. Форма у них, конечно, смешная: юбочка коротенькая, топик, живот открыт. У Аси фигура хорошая, не стыдно показать. Клиенты поглядывают с удовольствием, кое-кто и по попе шлепнет, но Самсоныч этого не приветствует, у меня говорит, ресторан, а не бордель, к персоналу не приставать.

Так что внешность впервые помогла Асе в жизни. Раньше-то все больше колотушки да тумаки доставались. Еще обзывали по-всякому, не хочется вспоминать.

А благодарить за все надо папочку, которого Ася и не помнит совсем. Папочка ее был черный, как вакса, это такая штука, ботинки раньше чистили, бабушка рассказывала. И родом был вроде бы из Анголы, это такая страна в Африке. Асе-то все равно, что за страна, она в ней никогда не была и не собирается туда.

Приехал папаша оттуда, из своей не то чтобы Анголы, а может, и другой страны, учиться в институте. Да и познакомился с матерью на дискотеке. Она тогда на фабрике работала, детскую одежду шила. Красавицей была, это все признавали, у бабушки чудом сохранилась одна-единственная фотография, где мама в Новый год на сцене поет, прямо как артистка какая. И голос был неплохой, бабушка говорила.

Ася-то не помнит, чтобы мать пела, разве что колыбельные ей в самом раннем детстве. А потом голос у матери стал хриплым и неприятным, а когда кричит – визгливым.

В общем, стали мать с отцом встречаться, а потом мать забеременела Асей, а тут как раз отец диплом защитил. Оформили они брак да и уехали. Он на ней женился, потому что сына хотел, опять же красавица была писаная, как бабушка говорила. А она с ним связалась, потому что очень уж отличался от всех парней, кто за ней увивался. Те норовили облапать на танцах да под юбку залезть, а этот все же о ней как-то заботился, опять же при деньгах был, что по тем временам было немаловажно. Вещи какие-то привозил, сумку подарил такую красивую, что на нее посторонние люди оглядывались, хоть не носи совсем.

А самое главное… была в нем какая-то особенная красота, точне, даже не красота, а стать. Плавная, грациозная походка, красивый разворот плеч, гордая посадка головы.

Это бабушка рассказывала со вздохом. А у нее, у Маши-то, здесь и не было родных толком. Мать ее умерла от рака совсем молодой, отец – пьяница горький, с трудом его на работе держали, с женой они вечно скандалили, денег не хватало, мачеха Машу терпеть не могла, и та ей той же монетой платила. Так и жили.

Вот Маша и решила такую, с позволения сказать, жизнь изменить. Уехать далеко-далеко, чтобы все там было другое, непохожее на ее прежнее житье-бытье. Тут ведь один конвейер на фабрике чего стоит, после работы перед глазами только рукава да спинки пальтишек детских так и мелькают, рехнуться можно.

Уехали они, только не в Африку, а в одну латиноамериканскую страну, отец там работу нашел. Он по специальности строитель был, мосты строил, дороги, электростанции. Отчего он в Африку свою не поехал, Ася и знать не знает.

Она родилась в маленьком городке – в Гватемале? Или в Эквадоре? Или в Панаме? Они все время переезжали, как только у отца заканчивался контракт.

Первые ее детские воспоминания – это солнце, сухое, палящее, безжалостное. И еще пыль. Она не боится солнца и с удовольствием топчется в пыли, она такая мягкая, покрывает все теплым шелковистым слоем. Но тут же сильная рука матери хватает ее и затаскивает в полутемный дворик, он называется патио.

Там прохладно, пол выложен выщербленной каменной плиткой, по которой иногда пробегает шустрая серо-зеленая ящерица, застывает на полпути, сливаясь с рисунком плитки. В углу – кран с водой, которая стекает в растрескавшееся каменное корыто. Во дворике пусто и невыносимо скучно, потому что никого нет, только иногда выходит собачка сеньоры Лопес, у них общее патио.

Сеньора всегда одета в черное, а собачка – маленькая, беленькая и пушистая. Сеньора отчего-то не любит маму, она всегда неприязненно поджимает губы, встретив ее, а мама дома вполголоса называет ее старой ведьмой и облезлой вороной. Мама у Аси красивая, только все время нервничает и злится. На Асю, на отца, которого никогда не бывает дома, на солнце, которое своими лучами прожаривает ей мозг, на эту паршивую страну, вообще на жизнь.