– Да, Александр Егорович, слушаю тебя…
Голос в трубке зазвенел отчаянием:
– Мишка, они пытались убить Асю… Он стукнул её стилетом 4 4 Стилет – разновидность кинжала с тонким узким клинком и прямой крестовиной.
прямо в сердце…
– Кто такая Ася? Прямо в сердце? Убил?!
Слышно было как на другом конце соединения Русаков переводил сбившееся дыхание и уже более спокойно пояснил:
– Ася – это моя женщина, о которой я вам говорил. Она начальник Экспертно криминальной службы. Вчера возвращалась домой и в подъезде на неё напали. Удар профессиональный. Один и прямо в сердце!
– Ну так убили или нет! – нетерпеливо закричал Исайчев.
– Нет! – выдохнул Русаков, – она у меня особенная – у неё сердце с другой стороны. Ася врач и сама себе оказала первую помощь, вызвала скорую…
– Она кому-нибудь говорила о своих подозрениях с росомахой? – уже более спокойно спросил Исайчев.
– В том то и дело, что нет. Только мне, а я только вам. Мы с ней тогда ещё договорились: будем молчать в тряпочку. Взрослые люди понимали, чем всё это может закончиться.
– Сейчас в её текущих экспертизах есть что-то особо крупно криминальное.
Русаков вздохнул, сказал, растягивая слова:
– Ду-у-умаю нет. Она жаловалась, что в последние полгода ничего интересного нет, одна рутина. Но всё же говорить нужно с ней.
– Когда это случилось?
– Два часа назад. Её сейчас оперируют…
– Сашка, если не хочешь её потерять, сделай всё, чтобы народ подумал, будто она после операции в коме и шансов на жизнь почти нет. Архангельск город большой, где спрятать найдёшь. Высылай за нами машину.
Пауза была настолько долгой, что Исайчеву показалось будто тишина в трубке застоялась:
– Сашка, ты меня слышал?
– Слышал. Думаю. Машина за вами пошла. Собирайтесь.
* * *
На кипенно белой подушке лежала голова женщины, всё тело которой до самого подбородка было закрыто одеялом в таком же кипенно белом пододеяльнике. Лицо женщины, похожее на серую плохо отмытую маску с почти чёрными кругами под глазами и таким же носогубным треугольником было расслаблено и спокойно.
Русаков подошёл, поцеловал её в лоб:
– Ася я тут…
Ася открыла круглые окаймлённые бесконечными ресницами зелёные глаза, чуть улыбнулась, отчего на пухлых щеках загорелись две малюсенькие ямочки. Они загорелись и тут же погасли. Вздёрнутый нос задышал отрывисто и часто. Женщина переводила испуганный взгляд с одного незнакомого мужчины на другого, а затем вопрошающие посмотрела на Русакова.
– Ася не волнуйся это Миша и Роман – мои давние друзья, я говорил о них. Они сыщики из Сартова. Ты можешь быть с ними откровенна, как со мной.
– Коротко… – выдохнула женщина, – пока коротко, устаю…
Исайчев понимающе кивнул:
– Сколько старателей было убито росомахой?
– Восемь…
– Как? – удивился Русаков, – ты говорила девять?!
– Актов на кремирование восемь, а уголовных дел девять… – — едва слышно прохрипела Ася. – Я узнала об оставшемся в живых накануне нападения… Вероятно… – женщина задохнулась и прикрыла глаза.
– Вероятно, поэтому на вас и напали, – завершил фразу Роман, – вы это хотели сказать?
Женщина кивнула.
– Вы рассказывали о нём кому-либо? – спросил Исайчев.
– Нет, только Саше, когда была у него в доме в Холмогорах, но перед нашей встречей я сделала запрос на выдачу материалов экспертиз по делам диких старателей. Первые шесть случаев экспертизу делала не я. Эксперт сейчас на пенсии… – Ася глубоко вздохнула и прикрыла глаза, – устала… на сегодня, наверное, всё….
– Извините, Ася, последний маленький вопросик: фамилию эксперта помните?
– Кемай Кугергин, он так же, как я мариец. Саша, Кемай живёт в Холмогорах… Если найдёте скажите, это я прошу рассказать всё, что он знает.
– Какая изумительная женщина, – заметил Исайчев, когда он с Русаковым покинули палату, – и такую женщину ты держишь на запасной лавке? Чудак ты, Сашок!
– А что делать? – вздохнул Русаков и не добро посмотрел на Исайчева, – там двое детей, но главное, работа. К ребятам выбираюсь каждое воскресенье, ну а Асе остаётся ещё меньше…
– Знаешь, Ольга однажды рассказала мне притчу…
– Ну, ну? – заинтересовался Русаков.
– Сколько лет ты собираешься жить?
– Сколько ни знаю, но собираюсь долго, а доживу ровно половину от того, что собираюсь. Нервные клетки говорят не восстанавливаются… Значит, лет шестьдесят пять.
– Тогда так: в году пятьдесят два выходных, – сосредоточился Михаил, – умножаем шестьдесят пять лет на пятьдесят два выходных, получается три тысячи триста восемьдесят – это столько воскресений в твоей жизни. Тебе сейчас сорок два года, то есть две тысячи сто восемьдесят четыре выходных ты уже прожил, осталось всего тысяча сто девяносто шесть выходных. Подумай, чуть больше тысячи дней осталось для детей и Аси. Ни за что не поверю, будто тебе нужно работать всё это время, чтобы свести концы с концами. Ты работаешь, чтобы удовлетворять свои амбиции. Свои, дружок! Я однажды посчитал и решил: правильно сделал, что ушёл из Следственного комитета.
Читать дальше