Владислав Вишневский - Аллегро

— А вам какой марш больше понравился? — сыпались на гостью вопросы…

— А у вас, в Америке… ну, там, в вашем полку, какой состав оркестра?

— А много девушек в вашем оркестре?

— А какие марши вы играете?

— А вечером, что вы делаете? Здесь, сегодня?

Вопросы повисли в воздухе. Особенно последний. Наступила пауза.

Это был главный вопрос. Важный.

Его ждали. Все хотели задать, но стеснялись. Хотели, но не решались, ждали удобный момент. И он прозвучал. Упал, как большая весенняя сосулька об асфальт, с грохотом, неожиданно, и долгожданно. Все замерли, ожидая ответ… Его бы хорошо задать без свидетелей, на её языке, на любом, какой она понимает, но, чтоб только она одна поняла, чтоб оценила… Обрывки немецкого не складывались, французское — «ву, компренэ» не подходило, как и итальянское — «си-си»…

Возникла неловкая пауза. И не от сути вопроса, — переводчик на дирижёра на секунду отвлекся. Разложив перед капитаном оркестровые партитуры, тот готовил какой-то свой главный дирижерский вопрос. Наступила неловкая пауза, как телевизор без звука. Девушка тоже замерла, чувствуя какой-то подвисший важный вопрос…

В секундном замешательстве, как все тягостные сто экзаменационных, за спинами сверхсрочников, раздался почти спокойный, но с легкой тревожной хрипотцой голос солдата-срочника Смирнова Саньки. Того, который молодой, в парадке который, потный — жарко же! — он на тарелках в оркестре «шлёпает». Пацан. Нет, главное не в том, что голос раздался или что с хрипотцой, а то, что он на её, на английском языке прозвучал! Как тот переводчик… Ё-ешь твою в зелень!.. На голос повернулись, как на падающий метеорит… У иностранного лейтенанта, госпожи Гейл, глаза и лицо загорелись приятным удивлением и беспредельным вниманием, потом и легким смущением. Повернулись и переводчик с дирижером в ту сторону.

— О, Смирнов, вы, что, это… на англ… — не поверил ушам дирижер.

Переводчик рванулся было вступить в беседу, но Гейл, не оборачиваясь, изящной своей ладошкой решительно его остановила, как форточку прикрыла: «Икскьюз ми, сэр! — И уже Смирнову, поощрительно. — Увэл, увэл…»

Смирнов, чуть с запинкой, но на том, на её языке, на английском — ну чисто переводчик! — заговорил:

— Вас все спросили, что вы сегодня делаете вечером?

— Сегодня вечером?.. — изумилась вопросу Гейл, но, через пару секунд всё же ответила. — Сегодня вечером я должны быть на приеме в нашем посольстве. У нас обычная протокольная встреча с послом Джерри Коллинзом… Вы знаете?

— Простите, что именно? — переспросил Смирнов.

Музыканты, условно говоря, придерживая подбородки руками, ничего не понимая в их разговоре, с удивлением перебегали глазами с Гейл на Смирнова, и обратно: во даёт пацан! шпрехает!!

— Нашего чрезвычайного и полномочного посла в России, знаете? — на своём английском уточнила вопрос гостья.

— А, посла!.. Да, конечно… слышал что-то. — Так же, на том же её языке, ответил рядовой Смирнов.

Их беседу, недовольно кривясь, окружающим уже транслэйтил переводчик:

— Они говорят о том, что она сегодня будет на приеме у американского посла, в их посольстве.

Музыканты, приходя в себя, расстроились: «Ааа, у посла!.. В посольстве!.. Банкет, наверное. Может, сыграть там?..»

— А вы где, простите, учили английский язык? — продолжала интересоваться гостья у Смирнова.

— Я? Да нет, это я так… в школе, — отмахнулся Смирнов. — У меня еще сестра тогда иняз заканчивала, вот я и слышал всё время.

— Но вы хорошо говорите! У вас хорошее произношение, почти… Оксфордское!

— Что вы, я там никогда не был. Просто кассеты у сестры были с языком, и разные видео-курсы.

— Простите, я не расслышала ваше имя…

— Александр. Александр Смирнов, если полностью.

— А вы не родственник русскому Смирнову, который — «лучшая русская водка Смирнофф»?

— А-а-а! Нет, нет, — отмахнулся Смирнов. — Это другой Смирнов.

— А меня зовут Гейл Маккинли, можно просто Гилл. Рада с вами познакомиться.

— И я тоже рад… Гилл.

Музыканты, заслышав знакомые слова «рашен водка Смирнофф», забеспокоились потерей контроля над беседой, недовольно задергали переводчика: «Ну, чего они там про водку говорят? — Что-то совсем уж интимное, близкое, если про водку. — Чего они там лепечут?»

Переводчик, небрежно проинформировал: «А, ничего особенного, болтают всякую ерунду про родственников».

Музыканты возмутились. Мало того, что внимание перехватил, так ещё и время зря переводит: «Про кого?.. Про родственников?! Нечего тут зря болтать про родственников, не на уроке…»