Юрий Ситников - Охота на невидимок

– Ты ещё будешь вмешиваться!

– Не ругайся, тётя, – миролюбиво проговорила Ксения и, не удержавшись на ногах, упала.

– Мерзость! – прошипела старуха, развернулась и прошла к себе в номер. – Мерзость! – орала она уже за закрытой дверью.

– Невменяемая бабка, – Люська покрутила пальцем у виска, и мы помогли Ёлке поднять разревевшуюся Ксению.

– Меня никто не любит, – завывала она. – За что она меня так… Я не пьяная, ты же знаешь, я приболела.

– Мама, я не хочу ничего слышать. Люсь, возьми её под руку. Глеб, закрой, пожалуйста, номер. Спасибо вам.

– Не благодари, всё в порядке.

Немного погодя мы с Люськой сидели в моем номере, обсуждая произошедшее.

– Мне жаль Ксению.

– А мне жаль Ёлку. С такой матерью она постоянно на нервах.

– Глеб, ты говоришь, как эта старая кошёлка.

– Ничего подобного. Кстати о кошёлке, видела, вся бриллиантами увешана.

– Маразм крепчает. Она и спит в них.

– А что думаешь о привидении?

Люська засмеялась.

– Накачалась Ксения изрядно, задремала, сон приснился. Банально. Даже обидно как-то.

Разошлись мы в половине шестого утра. За окном продолжал свирепствовать снегопад, завывала метель. У меня возникло ощущение, что эта ночь никогда не кончится.

Глава третья

Тайна колокольного звона

Ближе к полудню прибыли последние гости: нудный троюродный племянник Всеволода Всеволодовича Илья Васильевич, и Феликс. Шестидесятилетний Илья Васильевич работал в какой-то скучной конторе, целыми днями просиживал в маленькой коморке за узким столиком, копошась в бумагах. У него не было ни жены, ни детей, свою холостяцкую квартиру в Подмосковном Чехове он делил с волнистым попугаем и десятком аквариумных рыбок, за которыми на время отъезда согласилась приглядеть соседка.

Что касается тридцатилетнего Феликса, мне трудно сказать, в каком родстве он состоит с дедом Всеволодом. Скорее всего, седьмая вода на киселе. Даже точно не знаю, где Феликс живёт. Сам он называется разные города: то Москва, то Питер, то Тверь. Странный кадр. На контакт с роднёй не идёт, в большинстве случаев предпочитает отшучиваться, никогда не смотрит в глаза собеседнику, категорически избегая разговоров о своём прошлом.

Понятия не имею, зачем старик приглашает Феликса на свои праздники.

Когда я спустился в столовую, то помимо Люськи застал там пани Вержвецкую, дядю Сашу, разумеется, вместе с тётей Шурой (по ходу они никогда не расстаются), Ёлку, Ларика и отца. Впрочем, отец вскоре ушёл, сказал, что хочет поговорить с Всеволодом Всеволодовичем. Пани Вержвецкая не преминула ехидно заметить:

– Какая бестактность, – произнесла она своё излюбленное словечко. – Мы приняли приглашение, согласились прилететь издалека на его праздник, а Сева так ни разу не спустился к нам. Очевидно, возраст окончательно его добил. Другого объяснения я не нахожу.

– Может, он себя плохо чувствует, – сказала Ёлка, переглянувшись с Лариком.

Поймав её быстрый и осторожный взгляд, Ларик улыбнулся.

– Если ты себя плохо чувствуешь, сиди дома или лечись в больнице. А Сева здесь, значит, нашёл в себе силы и здоровье, но, увы, забыл о такте.

– У меня ночью так голова болела, – протянула тётя Шура. – Так болела.

– И мне не спалось, – дядя Саша потянулся к салатнику, и сразу же услышал резкий голос жены:

– Салат заправлен майонезом!

– Мать, я одну ложечку.

– Нельзя! Там сплошной холестерин, а у тебя поджелудочная.

– Хоть у меня тоже есть поджелудочная, но от салатика я не откажусь, – хохотнув, Ёлка щедро наложила в тарелку салата и начала с удовольствием есть.

Дядя Саша сглотнул, а тётя Шура, словно в компенсацию за запретный салат, положила мужу на тарелку ломтик красного перца, огурец и веточку петрушки.

– Для пищеварения самое то.

– Я ж не кролик, мать. Хоть шницель-то можно?

– Ни в коем случае. Чего удумал! Шницель. Тяжелейшая пища, а у тебя, между прочим, печень.

Пани Вержвецкая, которая успела съесть два шницеля и две порции салата (ела она, несмотря на свою худобу, как лошадь), презрительно хмыкнула.

– Я смотрю, здоровенькими помереть хотите.

– Что вы, пани, – в тон ей ответила тётя Шура. – О каком здоровье может идти речь, когда экология оставляет желать лучшего. Нам бы лет до семидесяти дотянуть, на большее мы не рассчитываем. Кстати, а вам сколько в этом году стукнуло?

Пани Вержвецкая настолько сильно стиснула зубы, что послышался скрежет.

– Сколько ни есть, все мои.