Виктор Пронин: Слишком большое сходство

В это время из прихожей раздался звонок. Женщина поднялась, быстро и легко прошла мимо Ксенофонтова. Из прихожей послышался ее голос. Он показался Ксенофонтову неожиданно теплым, как бы ожившим. Через минуту в комнату вошел мальчик.

– Это Кирилл, – сказала женщина. – Знакомьтесь, – она улыбнулась, и Ксенофонтов опять похвалил себя за проницательность – у женщины оказалась красивая улыбка, ровные белые зубы. И только потом он взглянул на мальчика, настороженно стоявшего рядом. Его веснушчатая мордашка была необыкновенно румяной.

– Привет, малыш! – сказал Ксенофонтов без тени превосходства. – Как поживаешь?

– Хорошо поживаю.

– Молодец! Я рад, что мне удалось познакомиться с тобой. Ты отличный парень.

– Я знаю.

– О! Да ты еще лучше, чем я думал. Скоро в школу?

– Через год. Я пойду с шести лет.

– А спортом занимаешься?

– Мы его в бассейн водим, – сказала женщина. И после этих ее слов в душе Ксенофонтова защемило что-то, он даже чуть слышно простонал от прозрения.

– Не боишься воды? – спросил Ксенофонтов, потрепав мальчика по жестким рыжеватым волосам.

– А чего ее бояться? Она теплая.

– Красивый ты парень… Весь в мать.

– А папа говорит, что я в отца.

– Наверное, и папа прав.

– Ладно, хватит болтать! – сказала женщина с неожиданной резкостью. – Иди мой руки, будем ужинать. У вас еще что-нибудь? – обернулась она к гостю.

– Нет-нет, у меня все. Я пришел немного некстати, простите великодушно. Всего доброго!

– Что-нибудь передать мужу?

– Скажите, что приходил тот длинный детина из прокуратуры и продолжал задавать свои бестолковые вопросы. Да, и последнее… Чтоб я уж пришел не совсем зря… Что вы думаете об убийстве? Кто мог пойти на это?

Вопрос произвел на женщину совершенно неожиданное впечатление – она отшатнулась к стене, прижала ладонь ко рту и смотрела на Ксенофонтова чуть ли не с ужасом.

– Асташкин давно был у вас в гостях?

– Простите, – женщина с трудом взяла себя в руки. – Давно. Обычно мы собирались у Хуздалевых… У них квартира большая… Извините, Кирилл проголодался…

На улице совсем стемнело, но мелкий дождь продолжался. Над дорогой вспыхнули фонари, машины шли с включенными подфарниками. Появилось больше прохожих – люди возвращались с работы. Привычно подняв воротник и сунув руки в карманы плаща, Ксенофонтов размеренно зашагал к своему дому.

Открывая дверь, Ксенофонтов услышал в квартире настойчивые телефонные звонки. Не раздеваясь, он бросился к трубке.

– Поздно гуляешь, дорогой, – он узнал голос Зайцева.

– О правосудии пекусь. Тебе дай волю – всех пятерых посадишь. И будешь прав.

– Прав? – изумился Зайцев. – В каком смысле?

– В прямом. Одного – за убийство, остальных – за недоносительство. Ты еще сажаешь тех, кто не доносит? А то в газетах по этому поводу разное пишут…

– Не понял…

– Приходи, поговорим.

– А ты… это… уже знаешь?

Зайцев! – величественно произнес Ксенофонтов. – Ты напоминаешь обманутого мужа! Все знают, кроме тебя.

– С твоими шуточками… – не находя слов, Зайцев уже хотел было повесить трубку, но Ксенофонтов его остановил.

– Обижаться будешь в кабинете прокурора. Когда он вызовет, чтобы сообщить о твоей отставке. Приезжай. Убийцу в самом деле знают все. Даже я. Не забудь прихватить пива. В киоске, недалеко от твоей конторы, я видел баночное.

– Ты что, ошалел?! Одна банка стоит моей недельной зарплаты!

– Для правосудия я сберег не одну неделю твоих бестолковых метаний. – Больше Ксенофонтов произнести ничего не успел – в трубке раздались частые короткие гудки.

Зайцев пришел так быстро, что стало ясно – он звонил из ближайшего автомата, а до этого бродил вокруг ксенофонтовского дома. В его движениях все еще чувствовалась оскорбленность. Плащ он повесил на угол двери, чтобы не намокли вещи на вешалке, а пройдя в комнату, со значением поставил на стол пиво.

– Как все меняется, старик, – печально заметил Ксенофонтов. – Когда-то ты приходил ко мне с целой сумкой пива, с пакетом вяленой рыбы… Неужели придут времена, когда вот эту жалкую баночку мы будем вспоминать с восторгом и умилением… Сколько в ней, бедной?

А! – Зайцев махнул рукой. – Триста граммов. – Он сковырнул алюминиевую пластинку, и из отверстия поднялось легкое пивное облачко. А когда он разлил пиво по стаканам, в каждом оказалось не более половины. – Двадцать рублей стоит такая баночка… А эту я конфисковал у спекулянта.