Виктор Пронин - Слишком большое сходство

– Приехали, – сказал водитель и заглушил мотор.

Туман на озере оказался гораздо слабее, в ста метрах смутно угадывалась полоска противоположного берега. А здесь, у самой дороги, влажно шелестели камыши, в стороне хрипло и нахально каркали вороны, будто ругались в какой-то своей вороньей очереди.

Зайцев выпрыгнул из машины первым, вслед за ним нескладно выбрался Ксенофонтов. Милиционер тоже было попытался присоединиться к ним, но следователь его остановил.

– Оставайтесь в машине, – сказал он. – Мы быстро. Надо вот товарища ввести в курс дела. Пошли, – обернулся он к Ксенофонтову, который как раз собирался запустить корягу на середину озера. И он все-таки запустил ее, хотя знал, что Зайцеву это не понравится. Коряга упала в воду с глухим всплеском, всколыхнув неподвижную гладь озера.

– Здесь, старик, ничего, да? – проговорил Ксенофонтов. – Надо же, а я никогда на этом озере не был… А ты?

– Последнюю неделю почти каждый день.

– И как? Понравилось?

– Очень.

– Есть успехи?

– Смотря что иметь в виду. Все участники события установлены.

– Ни один не упущен? – бдительно спросил Ксенофонтов.

– Послушай… Ты к нашему ведомству отношения не имеешь. И только прошлые заслуги, весьма скромные, надо признать, вынудили прокурора позволить тебе участвовать в… в этом выезде. Потом в своей газете можешь дать небольшую заметку… Так, дескать, и так, следователь Зайцев провел расследование и задержал убийцу.

– А ты действительно его задержал?

Заткнись. Если бы я знал, кто убийца, тебя бы здесь не было. Докладываю обстановку… Сюда, на это озеро, неделю назад выехали охотиться шесть человек. Постоянная, многолетняя компания.

– На что охотились?

– На уток, – холодно ответил Зайцев и, не оглядываясь, пошел по тропинке вдоль берега. Ксенофонтов зашагал следом. Вскоре машина скрылась за поворотом, и теперь казалось, что на сотни километров вокруг нет ни единой живой души. Все так же ссорились вороны, и их крики напоминали лай осипших собак, мягко шелестели камыши, несколько раз из тумана доносилось кряканье уток. – Повторяю, – продолжал Зайцев, – компания сложилась давно, все хорошо знали друг друга: встречались не только на охотничьих тропах, но и в городе. Хотя это уже к делу не относится.

– Как знать, – обронил Ксенофонтов. Он шел, отставив правую руку в сторону и скользя ладонью по камышам. Ему, видимо, нравилось касаться стеблей, и непонятно было – вслушивается ли он в их легкий шелест или в слова следователя.

– Неделю назад они, как обычно, выехали на охоту. На это озеро.

– Тогда тоже был туман.

– Молодец, у тебя хорошая память. Расположились вдоль берега, в ста-двухстах метрах друг от друга. Забрались в камыши, устроились на надувных камерах от тракторных колес и…

– И прекрасно себя чувствовали, – закончил Ксенофонтов. – Удачная была охота?

– Да. Один из них оказался убитым.

– Утиной дробью?

– Кабаньей картечью. В спину. Полный заряд. Стреляли с небольшого расстояния, рассеивания почти не было. Заряд вошел в спину плотным гнездом. Ребра – в крошки. Даже из сердца при вскрытии извлекли кусочки костей.

– Какой ужас!

Зайцев оглянулся, внимательно посмотрел на Ксенофонтова, но тот был серьезен. Его, кажется, и в самом деле потрясла страшная картина убийства. И чтобы уж Зайцев не сомневался в этом, он повторил:

– Просто ужас какой-то!

– Ужас был потом. Когда вечером все собрались вон под тем деревом, одного охотника не оказалось. Подождали, похвастались добычей…

– А была добыча?

– Ты что – дурак?! – резко обернулся Зайцев. – Какое имеет значение – была добыча, не было добычи? У всех утки болтались за поясом, или убили только одну… Что ты несешь?!

Спокойно, старик. Ты так взвился, что мне сразу открылись причины твоих неудач в следственной деятельности. Ты очень нервничаешь, так нельзя, старик. Это плохо. Тебе положено быть вдумчивым, проницательным и, прости, временами даже мудрым. Да-да, тебе уже мудрым пора становиться, а ты все прыгаешь, как воробей по веткам. Поясняю… Если все вернулись с добычей, значит, над этим несчастным озером стояла настоящая артиллерийская канонада. И установить, кто стрелял в уток, а кто целил в своего закадычного приятеля, невозможно. Пока невозможно.

– Была добыча.

– У всех?

– Даже у убитого.

– Как же это он? Ведь ты сам говоришь, что кабанья картечь…

– Он подстрелил нескольких уток до того, понял? До того, как его убили. До!