— Куда могут ехать кардиналы в такое время? — удивленно спросила я.
— Никуда они не едут, — сухо ответил Глаузер-Рёйст. — Они возвращаются. И лучше не спрашивайте откуда, потому что ответ вам не понравится.
Я моментально умолкла, словно на рот мне навесили замок, и подумала, что, в конце концов, капитан прав. Частная жизнь кардиналов курии действительно беспорядочна и непристойна, но это уже проблемы их совести.
— И они не боятся огласки? — поинтересовался Фараг, несмотря на резкий тон ответа капитана. — Что случится, если какая-нибудь газета все опубликует?
Глаузер-Рёйст некоторое время шагал молча.
— В этом заключается моя работа, — наконец отрезал он, — не давать выставлять на свет грязные делишки Ватикана. Церковь свята, но ее члены, несомненно, большие грешники.
Мы с профессором многозначительно переглянулись и больше не разомкнули рта до самого прихода в Гипогей. У капитана были ключи и коды доступа ко всем дверям тайного архива, и, судя по тому, как уверенно он проходил от одного контроля к другому, было ясно, что он приходит сюда в одиночку уже не первую ночь.
Наконец мы попали в мою лабораторию, которая уже не имела ничего общего с тем аккуратным кабинетом, которым она была несколько месяцев назад, и мое внимание привлекла лежавшая на моем столе толстая книга. Я направилась к ней, словно под притяжением магнита, но Глаузер-Рёйст опередил меня справа и схватил книгу, не дав мне на нее взглянуть.
— Доктор, профессор… — заговорил Кремень, заставляя нас поспешно усесться на стулья, чтобы его слушать. — Книга, которую я держу в руках, — нечто вроде путеводителя, который приведет нас к Раю Земному.
— Только не говорите, что ставрофилахи издали «Бедекер» [15] Знаменитые карманные путеводители, выпускаемые в Германии с 1829 года.
! — с сарказмом заметила я. Капитан бросил на меня испепеляющий взгляд.
— Что-то в этом роде, — ответил он, поворачивая книгу, чтобы мы увидели ее название.
На мгновение мы с Фарагом застыли, не в состоянии что-либо сказать, пораженные увиденным не меньше, чем школьники, попавшие на ритуал вуду.
— «Божественная комедия» Данте? — удивилась я.
Или капитан издевается над нами, или, что еще хуже, он совершенно спятил.
— Вот именно, «Божественная комедия» Данте.
— Но… В смысле, Данте Алигьери? — выговорил Фараг, еще более удивленный, чем я, если только это возможно.
— Профессор, разве есть еще какая-нибудь «Божественная комедия»? — вопросил Глаузер-Рёйст.
— Просто… — пробормотал Фараг, с недоверием глядя на него. — Просто, капитан, согласитесь, то, что вы говорите, бессмысленно. — Он тихонько засмеялся, будто услышал анекдот. — Ну же, Каспар, не надо нас надувать!
Вместо ответа Глаузер-Рёйст уселся на мой стол и открыл книгу на странице, помеченной наклейкой красного цвета.
— «Чистилище», — прочитал он, как старательный школьник. — Песнь первая, стихи 31 и далее. Данте подходит со своим учителем Вергилием к дверям Чистилища и говорит:
И некий старец мне предстал пред очи,
Исполненный почтенности такой,
Какой для сына полон облик отчий.
Цвет бороды был исчерна-седой,
И ей волна волос уподоблялась,
Ложась на грудь раздвоенной грядой.
Его лицо так ярко украшалось
Священным светом четырех светил,
Что это блещет солнце — мне казалось. [16] Здесь и далее стихи «Божественной комедии» Данте цитируются в переводе М. Лозинского. — Примеч. пер.
Капитан выжидающе посмотрел на нас.
— Да, очень красиво, — заметил Фараг.
— Несомненно, очень поэтично, — цинично подтвердила я.
— Неужели вы не видите? — в отчаянии спросил Глаузер-Рёйст.
— Но что вы хотите, чтобы мы увидели? — воскликнула я.
— Старца! Разве вы его не узнаете? — Видя наши удивленные взгляды и полное непонимание, написанное на наших лицах, капитан покорно вздохнул и принялся за объяснения, как терпеливый учитель начальной школы: — Вергилий заставляет Данте почтительно преклониться перед старцем, и тот спрашивает их, кто они. Тогда Вергилий отвечает ему и говорит, что по просьбе Иисуса и Беатриче (умершей возлюбленной Данте) он показывает ему царства загробного мира. — Он перелистнул страницу и снова зачитал:
Весь грешный люд я показал ему;
И души показать ему желаю,
Врученные надзору твоему.
Ты благосклонно встреть его приход:
Он восхотел свободы, столь бесценной,
Как знают все, кто жизнь ей отдает.
Читать дальше