Матильде Асенси - Последний Катон

Водитель попрощался с нами и быстро уехал, оставив нас одних. Я оставила пальто в машине, потому что погода стояла прекрасная.

— Сколько осталось, Каспар? — спросил Фараг, на котором была странного вида футболка белого цвета с длинными рукавами и спортивные голубые шорты. У каждого из нас был небольшой матерчатый рюкзачок со всем необходимым для испытания.

— Сейчас полдевятого. Скоро стемнеет. Давайте обойдём холм. — В своём великолепном костюме красного цвета, с видом опытного спортсмена, капитан выглядел лучше всех.

Курган был намного больше, чем казалось на первый взгляд. Когда мы дошли до его края, где начинала расти трава, даже Кремень стал похожим по размеру на муравья. Поскольку вокруг было так безлюдно, услышав голос, звавший нас с другой стороны холма на современном греческом, мы встревожились.

— Что за чёрт? — воскликнул Кремень.

— Давайте посмотрим, — предложила я, обходя захоронение.

Несколько стариков, усевшихся на каменной скамейке и наслаждавшихся хорошей погодой и последними вечерними солнечными лучами, в чёрных шляпах и с обычными деревянными палками вместо посохов, насмешливо оглядывали нас. Мы, конечно, не поняли ничего из того, что они говорили, хотя не думаю, что они хотели с нами говорить. Привыкнув к присутствию туристов, они, наверное, от души веселились, глядя на тех, кто, как и мы, приезжал сюда, переодевшись бегунами, готовыми уподобиться Спиросу Луису. Насмешливые улыбки на их обветренных морщинистых лицах говорили сами за себя.

— Может, это комиссия ставрофилахов? — не сводя с них глаз, предположил Фараг.

— Не хочу даже думать об этом, — вздохнула я, но на самом деле эта мысль у меня уже мелькнула. — У нас начинается паранойя.

— У вас всё готово? — глядя на часы, спросил капитан.

— Почему мы так торопимся? Осталось ещё десять минут.

— Давайте проведём разминку. Начнём с растяжки.

Не прошло и нескольких минут с момента начала этого урока гимнастики, как на улицах зажглись фонари. Солнечный свет был уже столь слаб, что практически ничего не было видно. Старики продолжали наблюдать за нами, выдавая игривые комментарии, которых мы не могли понять. Иногда при виде наших поз они разражались громким хохотом, который серьёзно подтачивал мой настрой.

— Не волнуйся, Оттавия. Это просто старики-крестьяне. Вот и всё.

— Когда мы найдём современного Катона, я скажу ему пару слов о шпионах на их испытаниях.

Старики снова расхохотались, и я яростно повернулась к ним спиной.

— Профессор, доктор… Пора. Не забывайте, что синяя полоса начинается в центре городка, там, где начинался олимпийский марафон 1896 года. До её начала постарайтесь следовать за мной, хорошо? Вы готовы?

— Нет, — заявила я. — И, думаю, никогда не буду готова.

Кремень презрительно посмотрел на меня, и Фараг быстро вмешался:

— Мы готовы, Каспар. Когда скажешь.

Ещё несколько мгновений мы молча простояли на месте, пока Кремень внимательно смотрел на свои наручные часы. Потом вдруг он обернулся, махнул головой и медленно побежал, а мы с Фарагом последовали за ним. Разминка ничего мне не дала; я чувствовала себя как утка на суше, и каждый шаг был для моих колен мукой, словно на них падала пара тонн груза. Что делать, смирившись, подумала я, чего бы это ни стоило, надо не ударить в грязь лицом.

Через несколько минут мы достигли олимпийского памятника, откуда начиналась синяя полоса на асфальте. Это была простая стена белого камня, перед которой стояла массивная погасшая стойка с факелами. С этого места марафон начинался всерьёз. По моим часам была четверть десятого по местному времени. Следуя за линией, мы углубились в город, и я не могла побороть чувство стыда от того, что могут, увидев нас, подумать люди. Но обитатели Марафона не проявили к нам никакого интереса; они, наверное, уже навидались всякого.

На выезде из города, когда перед нами открылась та же прямая трасса, по которой мы приехали сюда, капитан ускорил темп и начал понемногу удаляться от нас. Я, наоборот, начала сбрасывать скорость почти до полной остановки. Следуя моему плану, я перешла на размеренный шаг, которым собиралась идти всю ночь. Фараг оглянулся на меня:

— Что с тобой, Басилея? Ты почему останавливаешься?

Значит, он опять называл меня Басилеей, так? С момента нашего прибытия в Иерусалим это имя звучало только пару раз, я вела им счёт, и, уж конечно, никогда в присутствии других людей, так что это слово стало тайным, личным, предназначенным только для моих ушей.