Юрий Вигорь - Сомнительная версия

— Но кто он, кто этот таинственный Николай М.? — вопрошал несчастный молодой человек.

— Писатель Петр Андреевич Кулиш! — ответил кто-то из толпы.

— А позвольте-ка! — решительно перехватил двухтомник Дудин. — Отложите! Беру! — сказал он голосом человека, не ведающего сомнений. А сам уже нацелился на томик в бордовом переплете, который Константин Абдурахманович извлек из следующей пачки.

В глазах молодого человека, только что державшего в руках жизнеописание Николая Васильевича Гоголя, все еще тлеет невольное огорчение. Бродившие в нем сомнения переросли в щемящее сожаление, и он из ухарского отчаяния с ходу купил недорогой сборник «Леф», почти не разглядев толком оглавление, но привлеченный известным названием.

«Фортуна не балует вниманием скупцов, она любит людей рисковых», — говаривал Дудин и конечно же подразумевал при этом, будто сам он — широкая и щедрая натура и обласкан удачей. Он и сегодня был уверен, что удача не минет его. День складывался вроде недурненько, суля вечером многообещающую встречу. Да, сегодня удача и впрямь благоволила ему. Удача или же просто мимолетное везение? И разве везение не игра капризного и переменчивого случая, который слуга многих господ и может отвернуться в любой час?

— Константин Абдурахманович, а позвольте-ка вон ту бордовенькую книженцию, что вы отложили нечаянно в сторонку! — оживился внезапно Дудин.

— Куда отложил? Что отложил? Зачем? — взволнованно и с некоторым замешательством ответил Константин Абдурахманович. В тоне его голоса явственно прозвучали нотки задетого самолюбия, но он быстро овладел собой. — Что именно вас интересует, молодой человек? — ожег он Дудина каленым глазом и отчеканил с ледяной вежливостью: — Нехорошо, знаете ли, адресовать мне, пожилому человеку, обидный намек. Если потребуется, так я отложу себе… Поверьте, вы и не узнаете и не усомнитесь. У меня разносторонний опыт есть.

«Верю, Константин Абдурахманович, верю, — кивнул Дудин, — вы хоть и пресытились и ничем вас не удивишь, а машинально иной раз ручонки делают то, о чем и не мыслишь сознательно. Да и как вам, знатоку, хорошую книгу валить в кучу с другими?»

— Это имели в виду? — протянул ему Константин Абдурахманович «Историю кабаков в России» Ивана Прыжова.

— Нет, вон ту справа! Но и Прыжова не откажусь взять, — схитрил Дудин. И не напрасно, ибо тотчас стал ко всему обладателем весьма редкой занятной книжонки: «Замечательные русские масоны» Татьяны Бакуниной, изданной в Париже, с автопортретом Пушкина на обложке.

«Вот уж поистине не слукавишь, так не проживешь», — ухмыльнулся он, а Константин Абдурахманович, дабы замять создавшуюся неловкость и погасить на лицах свидетелей этой сцены язвительные ухмылочки, выложил на прилавок отменно сохранившийся в обложках сборник статей об Александре Крученых «Бука российской литературы». И конечно же тем самым спровоцировал небольшую драчку между поклонниками авангарда. Но не всякому московскому книжнику было в ту пору понятно горячее пристрастие западных коллекционеров к русскому авангарду.

— Ну чего давятся? Что там особенного читать? — недоумевал субъект в рыжем вельветом пиджаке с потертыми локтями, виолончелист филармонии и собиратель русской истории Стас Немешалкин. — Ну понаписали всякого вздору Давид Бурлюк, Ядопольный и сумасбродка Татьяна Толстая, автор язвительной статейки «Слюни черного гения». Так ведь из зависти, оттого что ее не признавали в ту пору. Подняли шумиху вокруг Крученых! А знали бы, что умрет нищим, никому не нужным бродягой и побирухой!.. Вот вам и черный гений! А метил куда выше Сереги Есенина… Ну что там у него читать? Выпендреж, да и только. Поэт-середнячок, не хуже и не лучше нынешних, признанных высокими инстанциями гениев, о которых вряд ли вспомянут через тридцать лет!

— Вам, милейший Стас, читать этот сборник определенно не рекомендуется, да и зачем утомлять себя, подвергать деформации утонченный вкус. Как вы там вещали, помнится: начала всех начал идут от Гостомысла, вся культура оттедова. От священной, кондовой, посконной, квасной, великомученической, великотерпящей Руси, изнывающей в тоске и рефлексирующей по ушедшим безвозвратно христианнейшим временам. Вам виднее. Наверное, оно так и есть. Кто же станет с вами спорить… — говорил, пришептывая и обнажая розовые десны, плешивый коротышка в очках, который купил «Буку российской литературы» и все еще не оправился от заполонившего его счастья. — А я, знаете ли, давно мечтал достать этот сборник и с удовольствием прочту. Но даже и не читая, определю ему достойнейшее место на моей поэтической полке. Да, я поклонник незаслуженно попранного русского ренессанса! О нем еще ничего не рассказано, не рассказано об авангардистах, леваках и иже с ними, но грядет, грядет благостный час…