Е.Ермак: Элитарное безумие

Предполагалось, что в работах по уборке могут быть задействованы все категории персонала. Среди нас были санитарки, медсестры и даже парочка врачей. По утрам мы приходили в клинику, разбирали ведра, швабры и тряпки, а потом расползались по всем этажам и выполняли распоряжения начальства. Кто-то мыл окна, кто-то распаковывал мебель, кто-то очищал новенький кафель на стенах и полу от капелек бетона.

Я прицепились к одной высокой добродушной санитарке в первый свой день на «стройке» и до конца рабочего дня мы с ней худо-бедно мыли кабинеты, а когда находили местечко без следящих за нами камер, то отдыхали и «зависали» в своих телефонах.

Хотя и со стороны могло показаться, что все девчонки или, лучше сказать, молодые женщины на ресепшн "Скарлетт", были веселы и беззаботны, на самом деле, конечно, это было не так. Мы все дети своих родителей. Мы все дети своей страны. Россия-матушка всеми фибрами своей души никогда не обещает своим детям легкой жизни.

В регистратуре "Скарлетт" работали красивые, но русские женщины, а значит, борьба за место под солнцем им знакома была не понаслышке, иначе бы они просто там не работали бы, вот и все.

Пусть каждое утро девушки с «ресепшн» обували лодочки на тонких шпильках, улыбались и цокали к стойке, дома их ждала обыкновенная квартира, обыкновенный муж и обыкновенные родители. Не богачи, не олигархи, не владельцы самолетов и пароходов. Как минимум двух молодых наших женщин с «ресепшн» ждали еще и маленькие дети.

Одна особенно симпатичная девушка просто поражала мое воображение. У нее были длинные черные волосы, с кудрями от самой природы, белая кожа, черные ресницы и брови и голубые глаза. Чем она была не фотомодель для лучших журналов мира? И кто был ее муж, который наградил ее тремя малолетними детьми, с которым она разводилась? Девушка с «ресепшн», которая грациозна и улыбчива, легка на подъем, всем улыбается и при этом разводится, а дома ее ждут дети, а она весь день с утра до вечера на шпильках в узкой юбке…

Здание клиники состояло из 7-ми этажей. Здесь были все специалисты, которые только существовали в нашей хромой российской медицине. Врачи улыбались почти также, как девицы на «ресепшн». Особенно в первые месяцы работы, пока нарабатывали клиентскую базу, репутацию и лояльность со стороны владельцев клиники. В каждом кабинете возле рабочего места врача висели грамоты в зеленых рамочках. Складывалось ощущение, что доктора клиники "Скарлетт" сплошь светила науки. Впрочем, знающие люди прекрасно были осведомлены о цене грамот в зеленых рамочках.

Нет, конечно, в "Скарлетт" трудились и отличные доктора, которые набили руку в государственных госпиталях и больницах. Тот же Роман Петрович «оттрубил» в городской больнице лет десять, первые пять из которых он проработал в качестве врача приемного покоя. Вот это была школа, так школа. Он всегда с благодарностью вспоминал те сложные годы, наполненные искренними слезами и смехом, настоящей усталостью и никогда не приходящим восстановлением сил после отдыха. Он возвращался со смены как с поля боя. И это, действительно, был бой. Иногда незаметный и бумажный, а временами – самый, что ни на есть реальный. Роману Петровичу однажды пришлось разнимать разбуянившихся бомжей, которые чудесным образом очутились у них в приемном отделении.

Стояла жестокая зима, и бездомные, буквально, умирали на улицах. Сердобольные граждане привели двух бомжей непонятного пола. О, этот запах! О, эти вши! О, этот жуткий вид опустившегося человеческого существа!

Пока мужчина и женщина, а это были, именно они, не отогрелись, то вели себя тихо. Можно даже сказать, что достойно. Сидели на пластиковых стульчиках, стоящих вдоль стены, и молча ожидали своей очереди. Другие пациенты косились на них, но тоже сидели молча, каждый со своей бедой. В приемном покое счастливых нет…

Но вот бомжи хорошенько прогрелись, осознали себя сидящими в очереди, сидящими, похоже, уже давно. Бомжи начали активно возмущаться и не менее активно пахнуть. Они хриплыми голосами звали доктора или, на худой конец, медсестру. На то, что им шикали со всех сторон, мужчина и женщина внимания не обращали. В какой-то момент бомжи встали и направились к процедурному кабинету.

Охранник, старичок в черной форме с золотым лейблом какого-то ЧОПа, с кряхтением поднялся навстречу бомжам с тем, чтобы не пропустить развеселую парочку. Однако бомжи быстро среагировали и оттолкнули беднягу к стене. Поднялся шум и гам. Пациенты повскакивали с пластиковых стульчиков, бомжи продолжали свой путь к кабинету, отмахиваясь от пациентов. И люди могли бы их остановить, если бы не брезгливость, которая у Романа Петровича притупилась пару лет назад. Он недавно схоронил мать и теперь дневал, и ночевал в больнице лишь бы ни о чем не думать, лишь бы не вспоминать, как уныло теперь дома без нее. Ее последние слова были обращены к нему, его лицо было последним, что она увидела. Почему-то, именно это потрясло Романа Петровича. Там на зыбкой облачной планете, если, конечно, она существует, его мать будет помнить его никчемное и никому, кроме нее не нужное, лицо. Эти мысли то и дело просачивались через усталость в голову Роман Петровичу.