Андрей Воронцов - Корабль в пустоте

– Что у вас тут происходит? – наконец, спросил я. – Нечто похожее уже случалось?

– Случалось, – серьезно ответил Колюбакин. – Я исчез, а сюда вернулся кто-то другой. С вами такого не бывало?

– Это метафора?

– Конечно. Ведь метафора переводится с греческого как «перенос». Перенос души с одного места на другое. Моя душа сейчас где-то в другом месте. А ваша?

Я поднялся.

– Что ж, спасибо за интересную беседу. Узнал я, правда, немного, да видно, на большее у вас рассчитывать нельзя.

– Это город метафор, сэр. Или метаморфоз – как кому больше нравится. Познать их невозможно – можно лишь принять или не принять. Советую не принимать. А то, знаете, так перенесешься, что потом костей не соберешь.

Я не знал, что на это сказать. На том и расстались.

Я постоял под университетским портиком с колоннами, потом бесцельно побрел по городу. Вчера я уже был в этих местах, когда шел с раскопок древнего городища. Я прочитал о нем в интернете еще дома и решил начать осмотр города именно отсюда, чтобы успеть до закрытия экспозиции. Раскопали несколько улочек с фундаментами домов и часть оборонительной стены. Кладка была грубоватой по сравнению, скажем, с херсонесской. Найденные черепки кувшинов и мисок тоже. Одни предполагали, что городище относится к Боспорскому царству, другие (преимущественно последователи Гумилева-младшего) – к Хазарскому каганату, хотя ни городов, ни даже городищ хазар до сего времени обнаружить не удалось, – может быть, их и вовсе не существовало. А всякие эти баснословные Саркелы и Белые Вежи представляли собой стойбища грабителей, или, по-нынешнему, таможенные терминалы.

Развалины находились неподалеку от центра Южноморска, на берегу бухты. Люди всегда селились в одних и тех же местах – не одни, так другие. Скажем, город лестригонов Ламоса у Гомера – прообраз современной Балаклавы. Наверняка Боспорское царство, если его щупальца дотянулись до будущего Южноморска, исходило, закладывая здесь крепость, примерно из тех же соображений, что впоследствии русские князья и цари, обосновавшиеся здесь же. Не исключено даже, что использовались те же строительные материалы. Меня позабавила жалоба экскурсовода о том, что местные по ночам растаскивают древние каменюки для строительства своих дач. Варварство, конечно, да ведь предшественники нынешних горожан делали то же самое – и в античные времена, и в средневековье, и в новое время. И не только они. Рачительные римляне обдирали мрамор с дворцов и храмов в захваченных странах, потом варвары сбивали этот же мрамор уже с римских построек, а то, что не доделали варвары, подчистил Ватикан для своих немаленьких нужд. Круговорот камня в истории. Находчивые дачники из местных всего лишь его часть.

С территорией раскопок соседствовал городской рынок. Он был удивительно похож на городище планировкой тесных, неотличимых одна от другой улочек-рядов (милетский архетип – прямоугольная решетка, вписанная в овал). Один муравейник умер, да здравствует другой! История историей, а на рынке испокон веку всё подчиняется одному желанию: выжить, добыть кусок хлеба на грядущий день. Как это по-человечески понятно, но как душно, уныло, неприкаянно в этой галдящей тесноте на фоне веселого и вольного блеска моря внизу!

Жизнь неотделима от рынка, но является ли рынок законом жизни? Разве спас он хотя бы одну гибнущую цивилизацию? Цивилизации умирали, рынок оставался. Он живуч, спору нет, но мы почему-то до сих пор изучаем историю государств и народов, а не рынков. Когда империя слабеет, рынок не поддерживает ее – он ее убивает. Сюда, в торжище, уходят и здесь перемалываются в костную муку творческие силы, вера, талант, изобретательность, воля народа. Уже и рынок окружен кольцом огня, а люди продолжают тупо думать о том, что можно купить и продать там, внутри. Это ли свобода, о которой нам талдычили обслуживающие лавочников мыслители? Отчего же художники веками воспринимали рынок как бессмысленную и враждебную стихию?

Скольких таких певцов накрыл этот прибой! Что там полсотни этрускологов… Я один, в чужом загадочном городе, и вроде бы еще не исчез, но как бы уже не живу, потому жизнь в этом Южноморске течет мимо меня параллельными курсами, никак со мной не пересекаясь. Корабль в пустоте, как сказал фигляр Колюбакин.