Татьяна Устинова - Осенняя коллекция детектива

Олег был уверен, что рано или поздно она возродится – Чукотка просто так не сдастся.

В Москве или в Берлине, куда он летал, когда его программы попадали в финалы разных конкурсов, его часто спрашивали, что там за места, на этой самой Чукотке, есть ли что посмотреть, какова природа. Спрашивали с наивным, добродушным, снисходительным интересом тангитан к диким, неосвоенным, первобытным местам, жить в которых, разумеется, не имеет никакого смысла, зато, наверное, имеет смысл посмотреть, сфотографировать на телефон, окунуться в Берингов пролив – в общем, сделать какую-нибудь глупость. Почему-то цивилизованных белых людей то и дело тянет в первобытность – осматривать ее, фотографировать, поправлять в фотошопе, а потом любоваться! Олег никогда не отвечал на такие вопросы – не знал как.

Он знал одно: никакой природы в понимании цивилизованного человека здесь нет и в помине. Природа есть в Альпах. Может, в Йеллоустонском заповеднике тоже. Здесь – мир в том самом виде, в каком его однажды создал Бог. Или Духи, он плохо в этом разбирался, куда хуже бабушки Туар!.. Тысячи и миллионы квадратных километров мира, который не принадлежит и никогда не будет принадлежать человеку. Человек имеет право осторожно и уважительно ходить по краю этого мира, боясь оступиться и погибнуть, и это и есть плата за разрешение побыть в нем – недолго.

Олег Преображенцев открыл дверь – он никогда ее не запирал, – вошел в тесные сени, где было уже тепло и пахло разогретым деревом, стащил пуховик и прошел внутрь.

Нутэвэкэт из Инчоуна вошел следом, не проявляя ни интереса, ни беспокойства.

Он откинул малахай, опушенный росомашьим мехом, посмотрел, куда сесть, и сел на медвежью шкуру, разостланную на деревянном чистом полу.

– Далеко пойдем? – спросил Олег из кухни.

Он налил в чайник воды и нажал кнопку. Угостить гостя чаем – нерушимая традиция, обязанность хозяина.

– Совсем близко.

– Снегоступы брать?

– Не помешают.

– Ты давно в пути?

– Из Канчалана решил в Анадырь зайти.

Это был ответ на вопрос и означал – недавно.

Отсюда до Канчалана, по чукотским меркам, рукой подать.

– Ты живешь в Канчалане?

– Ходил из Инчоуна брата навестить. Весной. После дня, благословленного добрыми Духами, когда солнце в первый раз вернулось в тундру.

Олег подумал, что от Инчоуна до Канчалана путь совсем не близкий. Пройти его на собаках непросто даже опытному каюру. Много дней, много ночей. Много одиноких холодных дней и ночей в тундре, и тьма, тьма!.. Огромное, красное, ледяное солнце появляется над горизонтом лишь на несколько минут и снова опускается за край земли, и опять наступает тьма над всем Ледовитым побережьем.

Нутэвэкэт вышел из Инчоуна весной – чтобы навестить брата, – а сейчас, в конце октября, возвращается домой.

Олег заварил чай, очень крепкий, почти черный, пожалев, что нет плиточного, самого любимого у тундровых людей, подал кружку Нутэвэкэту, которую тот невозмутимо принял. Потом подумал и поставил перед ним на медвежью шкуру серебряную сахарницу с колотым сахаром, зная, что сам гость ни за что не попросит. Сахарница была английская – очаровательная, традиционная, очень цивилизованная вещица. Его брат любитель таких вещиц. Собственно говоря, Олег привез ее из Лондона как раз в подарок брату, но потом пожадничал и не отдал.

Тут ему стало смешно.

Нутэвэкэт из Инчоуна степенно сидел на полу, скрестив ноги в пятнистых серых штанах из кольчатой нерпы, в замшевой камлейке [1] Камлейка – старинная чукотская промысловая непромокаемая одежда, сшитая из кишок морских животных или из оленьей замши. , надетой поверх оленьей кухлянки, чтобы в мех не набивался снег. Подметки торбасов подбиты шкурой белого медведя, чтоб при ходьбе не скользили назад. Только морские охотники с Ледовитого побережья могут позволить себе такие, остальным редко выпадает удача добыть умку. Он сидит, прихлебывает чай, а перед ним на полу стоит серебряная лондонская штучка, которую Олег так и не подарил брату!

Из кухни двойная дверь с тамбуром вела в холодную кладовую, где сильно пахло шкурами, кожей и тундрой. Олег зажег свет и стал в ней шуровать. Его снаряжение было значительно хуже, чем у Нутэвэкэта, но все же кухлянка, малахай и штаны имелись, самые настоящие, без дураков.

Кухлянку ему сшила бабушка Туар, которая еще умела кроить шкуры пальцами, без всяких ножниц, и сшивать их оленьими жилами. Она очень сердилась, когда ей говорили, что сейчас полным-полно синтетических ниток, очень прочных, ими шить гораздо удобней! «Обычай надо держать, – говорила бабушка и поджимала губы. – Когда умру, хоть обмотайтесь нитками и ходите в них, а пока я жива, все по обычаю будет!» И в самом деле, все было «по обычаю», даже три узкие ленточки замши на спине, украшенные бусинами, голубой, красной и белой, оберег от злых духов.