Айра Уолферт - Банда Тэккера

- Ну, иди уж! - громко крикнула одна из девушек. - Что это с тобой сегодня? - Ничего другого она не сказала, но в последовавшем затем молчании ясно проступали насмешливые слова: "Мужчины, что ли, сроду не видела?" Девушка направилась к двери, остальные, едва сдерживая смех, гурьбой последовали за ней.

Дорис не удостоила их даже взгляда. Она чинно сошла вниз и чинно, с бесстрастным лицом, остановилась. Выглядела она моложе, чем на сцене. Ей можно было дать лет восемнадцать, не больше. Лицо ее сохранило детскую округлость и не приобрело еще определенного характера. Ничего характерного, все как бы случайное, наложенное сверху, словно грим. Волосы у нее были рыжевато-золотистые. Глаза удивительные. Это были глаза взрослой женщины, большие, темно-серые, разрезом своим напоминавшие продолговатый виноград. Да и все лицо было миловидно. Лоб немного низковат, но белый и гладкий. Нос тонкий и прямой. Рот маленький. Губы так сильно накрашены, что казалось, они протянуты для поцелуя. Одета она была в темное суконное пальто с меховым воротником. Видимо, дешевенькое.

- Мистер Уилок?

Генри, улыбаясь, подошел к ней. Она поджидала его, высоко подняв голову, выпрямившись, но выражение лица было неуверенное, чуть ли не испуганное.

- Я получила ваши цветы на прошлой неделе, - заговорила она. - Такие чудные.

Ее голос разочаровывал - высокий, жидкий, почти бесплотный, слегка жеманный, - но Генри едва ли заметил свое разочарование. Он не ожидал, что она так молода и красива.

"Свеженькое яичко, - подумал Уилок, - не насиженное". Он, не торопясь, просмаковал эту мысль. Ему нужно было заставить себя желать ее, чтобы не думать о том, почему его тянуло к ней.

- Вы не знаете, как это важно для нас, артистов, когда наши труды находят отклик и оценку, - продолжала она. - Да и записка ваша показалась мне очень милой. - Она, видимо, оправилась от волнения. Губы ее улыбались.

Улыбка была так явно благосклонна и так явно преследовала цель выразить дружелюбие и вместе с тем удержать его в должных границах, что Генри без труда ее разгадал. Он весело рассмеялся. Он ведь отождествлял себя с ней и, побеждая ее, как бы чувствовал, что побеждает себя. Теперь он убедился, что умом это милое дитя не блещет, и победа достанется легко. Эту мысль он тоже старательно просмаковал.

- Я ваш горячий почитатель, - сказал он, - и уверен, что мы могли бы с вами прекрасно станцеваться. - Он снова рассмеялся торжествующим наглым смехом, заглянув ей под шляпку, и стал обстоятельно оглядывать ее всю с головы до ног, то и дело вскидывая глаза к ее лицу. Со стороны могло показаться, что он раздевает девушку взглядом, а на самом деле ему просто хотелось постоянно видеть перед собой ее необыкновенные глаза. В фигуре ее, так же как и в лице, было что-то очень юное, неоформившееся. Но в глазах была вечность истинной красоты.

- Пойдемте куда-нибудь посидеть и выпить, - предложил он.

Дорис насторожилась, на мгновение ей почудился в его словах какой-то скабрезный намек. Но она тут же решила, что это всего лишь шутка, и рассмеялась.

Дорис сговорилась с двумя товарками пообедать в соседнем кафетерии, но, если она не придет, они, конечно, поймут и не обидятся. Уилок ей понравился. Он, видимо, одевался у дорогого портного, как и преуспевающие актеры, но только у него это не так бросалось в глаза. А когда мужчина старается затушевать дороговизну одежды скромностью покроя, то это, казалось Дорис, уже настоящая роскошь. Значит, ему нет необходимости щеголять своим костюмом, как вывеской. Кроме того, Уилок был молод и недурен собой. Вероятно, он один из тех богатых молодых людей, размышляла она, которые дарят девушкам меховые манто и автомобили и снимают для них квартиры с горничной. Как это увлекательно. Дорис попала на Бродвей недавно. Ей еще не представился случай встретить хотя бы одного из тех молодых повес, которые получают капиталы по наследству.

- Я никогда не пью между спектаклями, - сказала она. - А потом, - она улыбнулась, кокетливо помахала ручкой и повела плечом, - я ведь с вами даже не знакома.

- Это мы сейчас устроим, - и Генри, повернувшись к швейцару, крикнул: Можно вас на минутку!

Швейцар был пожилой, узкогрудый человек с шаровидным брюшком. Когда-то он был рабочим сцены и всегда мечтал стать актером. Он сердито посмотрел на Генри, но тот, вынув из кармана пятидолларовую бумажку, подошел к нему и пожал ему руку. Если бы Дорис не следила очень внимательно, она бы не заметила, как пятидолларовая бумажка перешла к швейцару.