Сергей Устинов: Можете на меня положиться

Итак что там у них? Я написал, что мой первокурсник незадолго перед дракой спокойно курил в обществе таких же, как он, трезвых товарищей на той самой лестнице. И второе - насчет грамоты. Оба факта имелись в моей бумажке. И оба были зачеркнуты. Парень рассказывал мне, что действительно не курит, но иногда может подымить не затягиваясь, если за компанию. Это подтвердил и его бывший сосед по комнате. Грамоту за хорошую работу на картошке, подписанную секретарем комитета комсомола, я держал в собственных руках. Только комитет был не техникума, а совхоза, где студенты работали. Как говорится, чур не моя ошибочка!

- Ну что? - спросил Глеб с беспокойством, когда я отложил письмо. Он гоже знает, что такое ошибка в судебном очерке.

- Ерунда, - сказал я. - Все в порядке.

- Ну, слава Богу, - сразу повеселел он. И перешел с места в карьер: Ты чем сейчас занимаешься?

Я вспомнил о письме Кригера:

- Есть тут одно дельце...

- Интересное?

- Пока не знаю.

- А к следующему воскресенью не успеешь дать хороший кусок? У меня дыра.

Завражный всегда говорит, что у него дыра. Но если я не сдам ему "кусок", газета все равно выйдет. Просто ответсек должен быть запасливым.

- Попробую, - сказал я вставая. Такое обещание ни к чему меня не обязывало.

- Попробуй, - сразу согласился Завражный и углубился в свои бумаги.

И, только выйдя из его кабинета, я вспомнил, что меня сегодня выгнали из дому. Надо решить, где ночевать. Впрочем, я знал, к кому обратиться.

3

В тесной комнатке нашего фотокора Феликса Громова, как всегда, было не повернуться. Двое сотрудников из сельского отдела азартно играли в настольный футбол. Кротов, заведующий школьным отделом, судил. Сам Феликс сидел на высоком табурете перед своим столом, засыпанным фотографиями, как осенняя мостовая опавшими листьями. Перед ним стояла незнакомая мне девушка. Феликс недовольно ей выговаривал, перебирая в руках карточки:

- Ну почему они у тебя стоят, как на митинге, все в ряд? Я тебя посылал сделать мне репортаж, а что ты принесла? Знаешь ты, что такое ре-пор-таж? Не можешь поймать подходящий для съемки момент - организуй его! Мне нужна картинка из жизни, а не открытка "на память об отдыхе в солнечном Геленджике"!

Я остановился в дверях.

- Здорово, Игорек, - бросил мне Феликс, все еще хмурясь. - Вот, женщина-фотокор, виданное ли дело! Прислали, понимаешь, на стажировку.

Женщина-фотокор совсем, похоже, не была напугана Феликсовым разносом. Наоборот, она улыбалась. На вид ей было года двадцать три, не больше. Мальчишеская фигура и одевается по-мальчишески: джинсики, куртка на молнии. Личико мелкое, с остренькими чертами, а глаза большие и серые, стрижена коротко. Короче, осмотром я остался доволен. Я решил, что мне сейчас самое время обращать внимание на молоденьких женщин. Пусть даже фотокоров.

Феликс презрительно бросил фотографии в общую кучу и повернулся ко мне:

- Что нового? Я замялся. Меня смущало присутствие посторонних.

- Как тебе сказать... - начал я. - Помнишь, у тебя за шкафом стояла раньше такая раскладушка, она еще жива?

Феликс радостно хлопнул меня по спине:

- Опять тебя Нинка выгнала? Ну хоть на этот раз окончательно?

Я укоризненно посмотрел на него. Все-таки есть что-то неприличное в том, что жена выставляет тебя за дверь.

- А, ерунда! - Феликс - холостяк с большим опытом. Он говорит, что женится на той, которая объяснит ему, зачем вообще надо жениться. - Вот тебе ключ, где что лежит, ты знаешь. Будешь в городе, купи какой-нибудь жратвы.

Из комнаты Громова я вышел, унося с собой два убеждения. Первое: мужская дружба - великая вещь. И второе: сероглазого стажера отдали стажироваться не туда, куда следовало.

Навстречу мне по коридору шла, тяжело ступая, секретарша редактора Нора Яковлевна. Это не женщина, а дворец. Посторонние, попав к нам впервые, принимают ее за начальство. Она пережила одиннадцать главных редакторов, но говорят, тридцать пять лет iазад это была стройная тихая девочка.

- Максимов, - сказала она мне, слегка отдуваясь, - я тебя ищу по всей редакции. Третий раз звонит какой-то гражданин. Иди в приемную, он ждет у телефона.

Это, конечно, был Кригер.

- Мой мальчик, мы как-то недоговорили с тобой утром. Я тебя случайно не разбудил?

В голосе его была тревога.

- Нет, что вы, все в порядке, Эрнст Теодорович, - ответил я, прикидывая, как бы это поделикатней сказать ему, чтобы он больше не звонил по тому телефону.

- Так ты можешь ко мне приехать? В письме я не стал всего писать, а с тех пор выяснилось, что дело гораздо хуже. Гораздо хуже! Мне нужно, чтобы ты приехал немедленно. Я могу на тебя положиться?