Наталья Землянская - Наследники Белого слона

Она подтолкнула меня к софе и предложила:

– Располагайся! – а cама взяла младенца и сунула ему бутылочку. – Что с ногами? – бесцеремонно поинтересовалась она.

– Попала в аварию.

Я смертельно устала и мне совсем не хотелось такой роскоши, как общение. Неодолимо тянуло спать: я готова была отрубиться даже на этой дурно пахнущей, замызганной софе.

– Присмотри-ка за ним, – приказала Лохматая, засовывая ребенка обратно в кроватку. – Отлучусь ненадолго. Никому не открывай! – и исчезла.

Оставшись в одиночестве, я почувствовала себя крайне неуютно. В комнате было жарко, но меня пробирал озноб. Отчего-то было так нехорошо и тревожно! Чтобы отвлечься, я разглядывала комнатушку, но от этого стало только хуже.

Младенец в кровати снова разорался, я подошла к нему и попыталась успокоить, но он рассердился еще больше: стоял, держась за перекладину, и орал, покачиваясь. Чужая, усталая и растерянная тётка ему явно не нравилась. Взяла его на руки, он примолк, настороженно меня разглядывая. Сквозь штанишки чувствовалось, что его подгузник раздулся от жидкости.

– Сколько же ты его таскаешь, маленький, – вслух подумала я, стаскивая с него это безобразие, и в руке прикидывая на вес: пожалуй, если скинуть эту штуку в окно кому-нибудь на голову – например, тому, кто в меня стрелял, – точно прибила бы!

Поискав, и не найдя нового взамен, впрочем, мне и неудобно было рыться в чужих вещах, я надела на него штанишки и поставила в кровать, так как малый был тяжеловат. Он не замедлил высказать всё, что обо мне думал – стоял и орал, красный, потный… Орал и дул в штаны. Рядом на стуле была гора ползунков – и эта гора стремительно таяла. Я снова схватила его на руки и в этот момент вдруг увидела Соню.

Её показывали по телеку. Из-за крикуна я пропустила то, что говорили перед этим, а потом звук и вовсе пропал почему-то. Энергично встряхнув пару раз вредного младенца, чтобы он заткнулся, я стала искать пульт, а на экране между тем снова показали Соню, но не весёлую, призывно улыбающуюся, а печальную, с застывшими глазами и некрасивой дыркой над левой бровью.

Я была слишком зла на пропавший звук и не утихающего крикуна, поэтому не сумела толком осмыслить увиденное, а тем временем изображение убитой – убитой?! – Сони пропало, и на экране появилось фото другого человека. Оно было очень мне знакомо… Не отрывая взгляда от этого лица, я выпрямилась и, зажав младенца под мышкой, шарахнула по телевизору кулаком – от всей души, вложив в этот удар все, что накопилось во мне за эти двое суток. Многим вещам, как и людям, – я уже не раз убеждалась в том, – крутые меры помогают прийти в себя, и телевизор, внезапно обретя дар речи, гаркнул во всю мочь. Но до меня не дошёл смысл услышанного, потому что я вдруг узнала человека, чьё фото показывали. Это была я.

Кадры замелькали дальше, – было время ночных новостей, а я заковыляла по комнате, пытаясь укачать младенца, и размышляла об увиденном. В голове был сплошной сумбур. Мысли неслись вскачь, цепляясь и откусывая друг дружке хвосты.

Что случилось с Соней? Может, это был кто-то похожий?.. Какая ужасная рана… Как бы я выглядела, если бы меня подстрелили сегодня днём?.. Почему показали моё фото?.. Считают меня пропавшей или убитой?.. Да заткнись ты, ради Бога!..

Послышались шаги и вошла Луиза. Наконец-то!..

Она взяла у меня младенца и бесцеремонно сунула его в кровать, не обращая внимания на его вопли.

– Держи! – и в моей руке очутилось что-то холодное.

Это был пистолет. Неприятно тяжёлый, с тупым и холодным взглядом чёрного зрачка.

Я ощутила странное чувство: смесь страха, любопытства и гадливости. У меня в руке была нелепая по своей сути одноглазая штука, которая может убивать – и от того весь мир вокруг терял свою ценность, приравниваясь по значимости к маленькому кусочку свинца. И еще вдруг подумалось: "Вот и кончились сны…" – и от этой мысли я вздрогнула, и поспешно положила пистолет на стол.

– Пушка старая, – не поняла жеста Лохматая, – но вовсе не такое барахло, как кажется. Там пять патронов. Неплохо за такую цену…

– Мне не нужно.

Она длинно и грязно выругалась.

– Не нравится – не бери, другого нету. Знала бы, – она снова добавила непечатное, – не моталась бы из-за тебя… Хотя, – тут она неожиданно смягчилась, – я бы это говно не взяла.

Она занялась ребенком. Я прилегла на софу, стараясь не думать о том, насколько это гигиенично. Мне снова стало холодно. Чёрт, кажется, я простыла… Крикун угомонился и засопел. Лохматая разболтала в двух пластиковых стаканах кофе, один предложила мне, но из брезгливости я отказалась. Она уселась за стол, прихлёбывая кофе, и принялась бесцеремонно меня разглядывать.