Наталья Барабаш - Ожерелье из золотых пчел

Неладное Димка почувствовал еще у калитки. Она была приоткрыта, хотя он точно помнил, что, уходя, щеколду задвинул. Он подбежал к дому, с замершим сердцем зашел в распахнутую дверь. И застыл на пороге.

Внутри царил разгром. Ящики старого, еще прапрабабкиного комода были выдвинуты, и вся эта женская требуха, выбросить которую не доходили руки уже у третьего поколения: салфеточки, ленты, куски кружев, пуговицы, – валялась на полу вместе с разбитой посудой. Две картины были сорваны со стен. Наверное, грабители искали за ними сейф. Из камина вывалили пепел – проверяли дымоход. Вазы, причудливые раковины, фотографии в резных рамках – все это живое тепло старого дома было сметено и разрушено.

Димка, задрожав от ярости, вытащил из кармана телефон. Набрал номер, с которого ему звонили утром. И, как только услышал «Да?» Кефалоса, заорал:

– Вы! Вы нарочно вызвали меня в бар! Чтобы ваши люди меня обокрали!

– Тебя обокрали? – В голосе старика послышалось беспокойство.

– Как будто вы этого не знаете!

– Я-об-этом-ничего-не-знаю. – Кефалос чеканил слова, как гипнотизер на сеансе. – Я уже сказал. Мне не нужно одно ожерелье, мне нужно все.

– Я вызову полицию!

– Полицию ты не вызовешь. Его нашли?

– Что?

– Ты тупой? Ожерелье нашли?!

– Спросите у своих! – рявкнул Димка и нажал отбой.

Почти сразу телефон зазвонил снова.

– Не звоните сюда! Вы вор! – рявкнул Димка. И услышал воркующий голос Тюхе:

– У тебя что-то украли, дорогой?

– Нет. Не твое дело, – буркнул.

– Вот как? А ко мне ты приедешь? – капризно спросила Тюхе. – За аквалангом?

– Не сейчас.

– Твой отец говорил, ты ищешь старинное судно. Для этого тебе нужен акваланг? Да?

– Ничего я не ищу! Моя жизнь тебя не касается!

– Зря так думаешь. У нас с твоим отцом осталось незаконченное дельце. Надо встретиться.

– Считай, оно закончено.

– Увы, дорогой. За папой твоим остался должок. Так что, зайчик, встретиться придется. Я еще позвоню.

Димка хотел ответить ей на «зайчика», но Тюхе уже отключилась.

Он вышел на террасу. Солнце начинало припекать, но густой, настоянный на травах и смолистой хвое воздух еще был свеж.

Димка смотрел на оливы. Отец говорил, им четыреста лет. В детстве Димка любил играть в их тени, разглядывать морщинистые стволы, похожие то на голову оленя, то на бутыль для вина, то на голову горгоны Медузы. В этой самой голове с дыркой-ртом они с друзьями прятали свои секретики: сначала конфеты, потом сигареты.

Димка оглянулся, подошел к дереву, засунул в дупло руку. И вытащил зеленоватое ожерелье, блеснувшее искрой на солнце.

Сколько же лет этим пчелам, если старик говорил про минойцев? Три тысячи? Три с половиной?

А беспокойства принесли, как живой потревоженный улей.

Димка провел по ожерелью пальцем. И положил обратно. Дупло для пчел – самое надежное место.

…Он еще раз убедился в этом ровно через десять минут, когда несся на мопеде в город.

На одном из поворотов два мотоциклиста подрезали его, прижали к скале, заставили остановиться. Один, в надвинутом шлеме, подошел к Димке вплотную. И только тот раскрыл рот, чтобы возмутиться, врезал ему сначала по почкам, а потом чем-то тяжелым по голове.

Сквозь пелену Димка почувствовал, как его обыскивают.

– Ничего нет! – сказал один другому. – Может, прижать его?

– Такого указания не было, – ответил второй.

Тарахтение их мотоциклов еще стелилось по дороге, а Димка уже твердо решил: с острова надо сваливать. Вместе с пчелами. И делать это не на рейсовом катере. Лучше всего – на яхте. В разгар сезона их у берегов шныряет столько, что его никто не найдет.

Через час он вошел к Лукасу.

– Помнишь, ты говорила: вот бы какой-нибудь миллионер пригласил на яхте покататься? – Подруга Машка позвонила ровно в тот момент, когда медсестра выкликнула ко мне следующего пациента.

– Про миллионера ты говорила. Я только про покататься. А что, нарисовался миллионер?

– Нет, пока только яхта. Платить придется самим. – Машка тяжело вздохнула.

Ей, как прирожденной пиарщице, сама мысль об отдыхе за свои кровные была омерзительна. Но времена пошли тяжелые, пиар-поездки даже в их газете схлопывались. Ну а мне, рядовому врачу-аллергологу элитной поликлиники Москвы, халявные путешествия и прежде не светили. Между тем отпуск надвигался на двух симпатичных незамужних дам с неотвратимостью цунами. И надо было провести его так, чтобы весь оставшийся год не было мучительно больно за бесцельно прожитые деньги.