Евгений Пышкин - Весёлая гора

– Расскажи о себе.

– Сначала скажи, какой все-таки год, месяц и число сейчас.

– 1962 год, пятое мая.

Альфограф достал записную книжку и карандашом сделал пометку.

– Путаешься в датах?

– Да. Очень сложно, когда их много. То там бываешь, то здесь.

– То есть?

– Я имею в виду во времени.

– Ты путешествуешь во времени?

– Да. Здесь, в этом времени, придется задержаться. Я потерял одну вещь. Ключ.

– От дома?

– Нет, просто от двери. Это особенный ключ.

– Думаешь, что я тебе верю?

– Конечно, иначе бы вчера я не пригласил тебя на танец.

– Ну да. Расскажи о себе.

– Это долго. Если сказать образно и красиво, то я покинул горний мир, спустившись со звезд, где почивают боги. Пока не побеждена тьма, никому не будет покоя и Ему тоже, но после смерти зла все вернется на круги своя, как и было в начале сотворения мира.

– А разве так может быть? Борьба добра и зла – основа жизни.

– Так думаете вы, люди. Абсолютное добро существует, и это тоже движение. Человек за миллионы лет привык к злу и не может помыслить мироздание без него. Но мир изначально создавался без зла.

– А зачем ты путешествуешь?

– Хочу познать вселенную.

– Интересно, – задумчиво сказала Марина. – Почему я все-таки тебе верю?

– Знаешь, был такой случай. Однажды к Будде пришел человек и сказал: «Я поверю в твое величие и святость, и пойду за тобой, и буду верным твоим учеником, но если ты мне покажешь чудо». Гаутама согласился и показал чудо. Тогда человек воскликнул: «О, Великий Будда, я пойду за тобой и исполню любое твое поручение, и буду тебе самым верным учеником, только скажи». Гаутама и сказал: «Уйди прочь, ты мне больше не нужен».

– А какое чудо показал Будда?

– Рождение человека, но не в физическом смысле, кончено, а в духовном.

Возникла пауза. Он пристально посмотрел на нее и вновь не мог понять чувства, поселившегося в сердце. Где-то он ее видел, но где? Когда?

– Ладно, спасибо за кофе. Я пойду, – сказал странник.

– Приходи еще.

Он покинул квартиру. Дверь закрылась за его спиной. Ничего не видно, так как глаза еще не привыкли к полумраку, но свет стал сочиться сквозь холодные стены, и у Альфографа все перевернулось внутри. И этот дом, и эта лестничная площадка, и эта дверь за спиной – все исчезло. Он понял. Он осознал. Аккорды света пели в центре мироздания, звенящие кристаллы возносили свои песни высоко-высоко от этих мест. Странник услышал слова: «Бог – есть любовь», и где-то в центре мира что-то стучало подобно сердцу. Он узрел цветок. Он мысленно стал отгибать лепестки миров, чтоб добраться до сердцевины. И мир за миром, эпоха за эпохой двигался странник к долгожданной цели. Альфограф увидел и вспомнил отчетливо, что где-то во вселенной вселенных его душа и душа Марины соприкоснулись, и звон, нежнее, чем звон хрусталя, огласил мир.

Он нажал кнопку звонка. Дверь медленно открылась. На пороге стояла Марина, и глаза ее были влажными.

– Как долго я искал тебя, как долго, с самого сотворения мира. Я понял, что мне не хватало, я понял, все понял, – как безумный прошептал Альфограф, обнимая Марину.

– Я тоже все вспомнила, – ответила она.

И казалось, только эти две души существовали в огромном мире, и нет ничего, кроме нее, любви, что движет солнце и светила.

…

«Мда», – выдохнул Антон, и показалось, что его голос прозвучал громко и одиноко. Ему понравился последний абзац о любви, что движет солнце и светила – прямая отсылка к «Божественной комедии» Данте Алигьери, вот только смутила дата. 1962 год – явная описка, ибо упомянутая обстановка говорила о другом времени.

Странная книга сказаний Мерриберга больше походила на искусственно придуманное собрание, будто составитель не утруждал себя. Он включил в него все подряд. Максимильян – вполне бы сошел за древнюю легенду в современной обработке. Альфограф – короткая вполне современная история. Ефремов не был специалистом, да и судить по двум сказкам сложно, но неотступное ощущение надуманности не прошло после прочтения. Искусственность. Эклектика. И тут мысль родилась сама собой. Кабинет Анатолия в эклектичном стиле, а «Сказки Мерриберга» – тоже. Вполне хозяин мог быть автором этого сборника. Пусть он не придумал ни одной легенды, но сброшюровать их под одной обложкой мог бы. Значит, Анатолий обманул? А с какой целью?

Но мысль вернулась к истории об Альфографе. В ней упоминались звезды, вселенная, а он, Антон, сидит в чужом доме и читает сказочки вместо того, чтобы думать о работе. Он попытался переключиться, но упрямое сознание беспомощно забарахталось. Оно, как путник, взбирающийся на крутой холм, раз за разом срывалось с кручи, не могло преодолеть препятствия. Тут нужно оригинальное, неожиданное решение. Почему обсерватория никак не обнаружит сигнал внеземной цивилизации? Ефремов попытался отрешиться от привычной системы координат, но все равно почувствовал себя эпигоном чужих идей. Кроме гипотезы зоопарка ничего не возникло в сознании. Ни одной полезной мысли. Тишина как в кабинете. Такая же эклектика, полный бардак. «А может, – решил Антон, – все на самом деле так? Банально и грустно. Инопланетяне не выходят на связь, а только наблюдают, подобно людям, что, придя в зоопарк, с интересом смотрят за животными. Для них это развлечение. Не более. В таком случае, действительно, для чего им устанавливать контакт, если цель иная – подглядеть. Проблема внеземного общения ни технического толка, ни языковая, а телеологическая. Другое сообщество – другая цель, другой путь в пространстве и времени. Исторические дороги идут параллельно, они могут быть до невозможности близки друг к другу, но не пересекаться. Ладно, к черту всю философию. Завтра».