Элла Златогорская - Вирус страха, или Классификация смерти

Я захихикала, а Люся сдержалась.

После третьей рюмочки холодной водки полковник встрепенулся:

– Николай, а сколько лет твоей дочке?

– 35. А что? – Николай глянул на полковника ледяным взглядом. – Она тебе в дочери годится.

– Я-то при чём?! – полковник аж рот раскрыл от неожиданности. – Я про Сашку говорю, нашего майора.

– Точно, полковник! Александру Сергеевичу подойдёт, – я вдруг расцвела. – Какой он золотой человек, хороший парень, а родители какие прекрасные!

– Серёжа – отец Саши – мой друг, в одной дивизии служили. И парень настоящий.

– Элла, это капитан Золотарёв? – Люся обратилась ко мне.

– Бери выше, он уже майор, и после Нового года его должны перевести в Москву, но местное начальство тянет, не хочет отпускать.

– Эллочка, это дело в ваших руках, – полковник явно мне льстил – никакой хватки свахи у меня не было.

– Оба прекрасные ребята – и Золотарёв, и Лидочка, – я её знаю.

Надюша умоляюще на меня посмотрела.

– Надя, Люся, обещаю: переговорим и решим этот вопрос. Пора им обоим обжениться, – и я радостно рассмеялась. Вообще, у меня сегодня был день смеха.

Пирог Надюши никто не решался разрезать. Я принесла холодный компот, и он хорошо пошёл, особенно с этим великолепный пирогом. За дело взялась Надюша. И, вкушая это блаженство, мы слушали её историю жизни, такую же изломанную судьбу её семьи, как и нашей страны. Далее я всё пишу от имени Надежды Земцовой.

Мою бабушку звали Надеждой. Меня назвали в честь неё. Но она была Надеждой Белогорской – это её девичья фамилия, и она её не

меняла никогда, на то у неё были причины. Но расскажу я всё вам по порядку. Вы спрашивали, как у меня такие пироги получаются? Меня научила их готовить моя бабушка, а её в свою очередь научила Няня. Няня с большой буквы, потому что она моей бабушке заменила всех родных. Начну сначала. Произошла революция, в России переворот, сумятица. Семья моей бабушки жила в Москве. Отец её работал чиновником в Министерстве путей сообщения, был очень уважаемым человеком, прекрасно знал всю инфраструктуру железнодорожных путей сообщения, курировал финансирование новых путей. Тогда само министерство находилось в Санкт-Петербурге на набережной Фонтанки, а в Москве был департамент инспекции. Мама моей бабушки – из дворян, она была очень одарённым человеком: писала стихи, играла на фортепиано, знала языки, получила прекрасное воспитание и образование, чему и учила своих дочерей, у них были гувернантки и приходящие педагоги. У родителей бабушкиной мамы была усадьба в Нижегородской области, где на тот момент они и жили. Бабушка Надя помнит, как они ездили из Москвы к своим бабушке и дедушке, туда же приезжал её дядюшка со своей семьёй, как они играли и дурачились со своими двоюродными братьями и сёстрами. В саду у родных чего только ни росло – неимоверное количество ягод и фруктов. Взрослые женщины варили варенье и морсы, делали многочисленные заготовки. На время пребывания в усадьбе их освобождали от всех занятий. Это было самое лучшее время в жизни у бабушки. Она его часто вспоминала и рассказывала мне, вспоминала какие-то мелочи из той дачной жизни, шалости своих братьев и сестёр. Им разрешали играть с деревенской детворой и сажали за один стол, угощали тем же, что ели и барские дети. Бабушкин дед был очень прогрессивных взглядов, даже создал начальную школу для детей крестьян. Старики очень скучали по своим внукам. Одни жили в Москве, другие – в Киеве, а дед с бабушкой проводили круглый год в усадьбе. Эти счастливые дни своего детства бабушка Надя вспоминала с болью в сердце – самые яркие воспоминания о родных людях. И тут грянула революция. Для бабушки это был как гром среди ясного неба. Она была подростком и многого не осознавала.

Вдруг в один из октябрьских дней к ним в московскую квартиру вломились бравые революционеры и стали требовать отца. А надо сказать, квартира у них была громадная, что соответствовало рангу чиновника такого уровня, как бабушкин отец, и занимала весь второй этаж старинного дома на Остоженке. С ними в этой квартире жили и няня, и прислуга. Революционеры подняли такой ор, что разбудили весь дом. Младшая сестрёнка стала плакать, средняя подвывала, увидев вооружённых людей, только моя бабушка поняла, кто это. Бабушке на тот момент было уже 13 лет, она была большая барышня, как любил говорить её отец, и присутствовала при разговорах взрослых. У бабушкиной мамы не дрогнул ни один мускул на лице, она держалась стойко. Няня увела младших девочек. Какой-то комиссар в кожаном пальто приказал папе собираться.