Александр Субботин - Белоручка

Интересно, что владелец кафе, грузный высокий мужчина лет пятидесяти пяти, среди гостей величаемый странным именем Пафнутий, был совершенно аполитичным человеком. И ему не было никакого дела до того, чем занимают себя его гости. Однако имея предпринимательскую жилку и вмиг сообразив, что можно неплохо подзаработать на настроении публики, начал добавлять в меню блюда и коктейли с весьма провокационными названиями. Так, например, появилась сырная тарелка «Робеспьер», сэндвич «Ленин» и гранд-коктейль «Адам Смит», в состав которого входило подчас всё, что оставалось недопитым за день.

Посетителям нравился такой подход хозяина. Некоторые даже искренне считали, что он является тайным заговорщиком и что приехал из-за границы специально, чтобы продвигать в массы демократию и гуманизм. Конечно, это было неправдой, но всем было всё равно. Главное, что завсегдатаи не роптали, а даже с радостью выкладывали свои кровные за блюда и напитки, которые тут стоили порой в полтора-два раза дороже, чем в среднем по городу, лишь бы только прикоснуться своим языком ко вкусу блюда или напитка, от названия которого исходил специфический революционный душок.

Войдя в кафе, Престольский сразу заметил того, с кем была назначена встреча. Он сидел в углу, у окна-витрины, и не спеша пил кофе из маленькой чашки. Подойдя к нему и поздоровавшись, Престольский представил Шведа, а затем и человека за столиком:

– А это Михаил Михайлович Минусов, большой политический деятель – правда, в прошлом – и заслуженный борец за права угнетаемых, – последнюю фразу Престольский сказал как будто с издёвкой, но Минусов этого не заметил.

Расселись.

– А что? – вальяжно удивившись, прогнусавил Минусов Престольскому. – Я, кажется, думал, что нас тут будет двое.

– Ничего страшного, Михаил Михайлович, этот товарищ вполне надёжен. Немного наивен и часто становится рабом идей, но человек большого ума, – заверил Престольский, пока Швед рассматривал своего нового знакомца.

Минусов был очень специфичный с точки зрения внешности человек. Лет шестидесяти трёх, худощавый и щуплый, словно после тяжёлой болезни. Вообще вид его был какой-то поношенный и пыльный, как будто он никогда не менял не только свой засаленный серый вельветовый пиджак и растянутые на коленях брюки, но и весь потрёпанный образ. Вьющиеся волосы пепельного цвета, заскорузлая небритость, волосы в ушах и носу, исключительная неаккуратность во всём, начиная с длинных грязных ногтей и кончая потрескавшимися на изгибе ботинками, – всё это придавало его фигуре некоторую схожесть со старым чёртом, которого изгнали из ада за ненадобностью или за скверный характер. При этом сам Минусов держал себя необыкновенно гордо, очевидно в душе считая себя если уж и старым чёртом, то хотя бы мудрым, руководящим нерадивым людским племенем. Голос его был резок, глух и очень гнусав. Верно, из-за длины и кривизны носа. Да и глаза его были до невероятности косыми и сердитыми. Густые брови над ними неизменно хмурились, и чудилось, что ещё чуть-чуть – и Минусов начнёт метать громы и молнии за любое, даже невинное или неосторожно сказанное слово. Он будто старался просверлить своим взглядом собеседника, но, кроме улыбки, у нормального человека эти попытки ничего не вызывали. И от этого Минусов ещё больше хмурился и сердился, не понимая, что тут может быть смешного.

Чем конкретно занимался Минусов, никто не знал. В обществе было принято считать, что это политик, вышедший в тираж, но при этом пользующийся огромным авторитетом, что было не совсем верно. Зато верно было то, что, несмотря на весьма сомнительные прошлые заслуги, у него продолжали с охотой брать интервью различные местные издания, спрашивать мнение по тому или иному политическому или общественному поводу, а также приглашать на несколько псевдополитических телевизионных шоу в качестве эксперта. Однако всё это происходило отнюдь не по той причине, что Минусов произносил мудрые или актуальные речи, а больше потому, что все его высказывания носили резкий, критичный, а с учётом облика даже скандальный или, того хуже, комический характер. Людям это нравилось, хотя сам Минусов был уверен, что его любят и уважают, и именно за мудрость.

Ещё у Михаила Михайловича был большой секрет, про который знали очень немногие. Как все политики, а особенно деятельные и самовлюблённые, он любил, что называется, пописывать. Но делал это втайне от других и под странным псевдонимом Чумка-енот. Выражалось это в том, что он вёл довольно простенький дневник в одной из социальных сетей, где сообщал общественности своё мнение по тому или другому злободневному вопросу. Но пикантность ситуации заключалась в том, что манера изложения этого мнения была очень нетривиальна. В каждой публикации от Чумки-енота натурально сквозили желчь, ненависть и злая ирония. И не важно, какой темы она касалась, благородного ли дела или даже чьей-то трагедии, – подача была одинаковой для всего. Многие предполагали, что под необычным псевдонимом скрывается или полупомешанный социофоб и циник, или малолетний тролль. Как бы они удивились, узнай правду! Именно поэтому, чтобы не компрометировать себя, а между тем давать волю своим чёрным и гнусным мыслям, Минусов не писал под своим именем, а выбрал псевдоним.