– И ладно, – возвращаясь к блинам, сказала тётя, – хочешь беситься, бесись. А была бы ты умнее, – уже громко сказала Маргарита, – рассказала бы тётке, что случилось, и какой чемерь в тебя вселился! Мы люди с тобой родные. Если не я, то кто тебе поможет? Посочувствует кто?
Люба в распахнутом халатике, услышав призывы тётки, опять заглянула на кухню. Вытирая мокрые волосы, она смотрела на Маргариту с раздражением.
– Эх, Любка, – с прищуром разглядывая племянницу, сказала Терёхина, – красивая ты девка. Фигурка у тебя смотри, какая точёная. Осчастливишь ты какого-нибудь мужика. Завидовать ему все будут. А может, и не одного осчастливишь.
– Всё? Ты все свои мысли высказала? – Люба скомкала в руках мокрое полотенце. – За блинами смотри. Подгорают. И не лезь в мою жизнь. Я как-то жила без тебя и сейчас обойдусь.
Пожарская бросила полотенце на стул и со слезами выбежала из кухни. Маргарита выключила газ, сняла с плиты сковороду. Было понятно, что блины сегодня уже никто есть не будет. Терёхина сняла фартук и пошла в спальню к Любе.
– Права ты, Любаша, – сказала Маргарита, войдя в комнату племянницы. – Надо мне от тебя съехать. Загостилась я тут. Вижу, что тебя раздражаю. Сегодня же попрошу у Брука комнату в общаге. Думаю, не откажет. А? Ты как считаешь?
Люба не отвечала. Она стояла у окна и остекленевшим взглядом смотрела на улицу.
– Не хочешь говорить? – продолжала монолог Терёхина. – Не говори. Переваривай всё внутри себя. Порть себе нервы. А от них, между прочим, все болезни. Перестанешь быть красивой и здоровой, перестанет Забродский давать тебе главные роли. Вот так и кончится твоя карьера великой актрисы. Пойду я на работу, а ты продолжай. Продолжай страдать, Любаша.
– Хватит! – закричала Пожарская и зарыдала. Стон вырвался из её груди. Люба упала на диван и, закрыв лицо руками, плакала в голос.
Маргарита тут же подошла к племяннице, села рядом и стала гладить Любу по влажным волосам.
– Ну что ты, деточка? Прости старую дуру. Я ведь помочь тебе хотела. Прости.
Люба приподнялась и стала подолом халата вытирать слёзы.
– Ой, тётя Рита, – всхлипывая, произнесла она, – плохо мне. Как вернулся этот Седов, так прохода мне в театре не дают. Он Забродского против меня настраивает. Просит эту свою любовницу Лебедеву на главные роли вернуть.
– А что Забродский?
– А что Забродский! У Седова авторитет. Он же теперь всесоюзная звезда. Его теперь во всех кинотеатрах показывают.
– Что думаешь, задвинут они тебя?
– Думаю да, – Люба глубоко вздохнула и взяла за руку тётю. – Думаю надо мне из этого театра уходить. Искать другое место.
– Чего надумала! – Маргарита нахмурилась. – Ещё недели не прошло, как ты из отпуска вернулась. И сразу хочешь лапки сложить? Не спеши. Надо подумать. Притаись. А потом решим, как с этим фраером Седовым поступить. Ишь ты – звезда. Прыщ на волосатой ж… Не таких обламывали.
– Тетя Рита, только давай без твоих тюремных словечек.
– Хорошо, хорошо. Как скажешь, Любаша, – согласилась тётушка. – Только ведь знаешь, племяшка, там, в тюрьме я не только плохому научилась, но и много хорошего узнала. Во всяком случае, ни тебя, ни себя я в обиду не дам.
Люба успокоилась, запахнула халат, посмотрела на Маргариту и улыбнулась.
– Прости меня, тётя Рита.
Маргарита обняла Любу за плечи.
– Послушай меня, опытную прожжённую тётку. Для того чтобы выжить в этом мире, нам, бабам, надо иметь покровителя. Человек нужен тебе сильный и влиятельный.
– Любовник что ли?
– А хоть и любовник. Что в этом плохого? Этот твой Забродский так, пассажир. Сегодня ты ему нужна, а завтра нет. Он ведь с тобой никак не повязан. Он от тебя никак не зависит. А надо такого мужика, чтобы на тебя подсел. Чтобы на коротком поводке. Понимаешь?
Люба смотрела на тётку и в глубине души была с ней солидарна. Конечно, эти рассуждения пока ещё не соответствовали её убеждениям, но противиться позиции тётушки Люба не хотела. Так развивались события.
Алексей Седов, заслуженный артист РСФСР, имел в областном театре приличный вес. Он был человеком популярным. Вхож был в кабинеты местного начальства. Хитёр и умён. То, что Забродский задвинул его партнёршу и любовницу Светлану Лебедеву, Седову очень не понравилось. В этом августе, вернувшись после долгого отсутствия в театре, Алексей Михайлович решил вернуть всё на круги своя. Люба сразу почувствовала, что отношение к ней в труппе изменилось. Недавние друзья и подруги стали сухо здороваться, отводить взгляды и избегать тесного общения. Последний оплот Любиного благополучия был главный режиссёр Забродский. Но гарантии того, что это так и останется, не было никакой.
Читать дальше