Наталья Мусеева - Один дьявол и мешок гадостей

– Ну а что касается финансовой стороны вопроса, как вы планировали справиться?

– Вадик продал квартиру в Твери, которую ему выделило государство, здесь мы планировали снять жилье вместе. Плюс мы рассчитывали на господдержку, ведь есть же выплаты тем, кто планирует открыть свой бизнес впервые. Ну и, конечно, в крайнем случае, можно было взять кредит. Хотя какая сейчас разница? – Не выдержала я, – Вадика нет и уже все неважно, я расплакалась и почувствовала, как у меня буквально сердце выпрыгивает из груди, мне было так плохо и больно, как никогда в жизни.

Следователь снова налил в стакан воды и как-то неуклюже попытался меня успокоить.

– Я понимаю, что вам сейчас тяжело, но это правда, важно. У меня последний вопрос. У Вадима были недоброжелатели, может он с кем-то конфликтовал?

– Я же говорю, у него не было ни друзей, ни врагов. По крайней мере, я вообще никогда не видела его с кем-либо разговаривающим, даже по телефону. Все с кем он хоть как-то общался, остались в Твери, да и то, все это скорее случайные люди, так он мне говорил. Мы очень радовались, что нашли друг друга, потому как семья может заменить все и всех…

– Спасибо! Я вас отвезу домой, и если вы не против, позвоню вам, если возникнут дополнительные вопросы. Кстати, вот моя визитка, на случай, вдруг и вы захотите еще что-то со мной обсудить…

– Да, конечно. – Вытерев слезы рукавом, ответила я. Сама же в тот момент я понимала, что идти домой мне страшно, а состояние настолько плохое, что я вряд ли даже смогу подняться к себе на этаж. Но этому человеку, выполняющему свою работу, должно быть все равно, он и так проявил сочувствие, если же он станет нянчиться со всеми родственниками потерпевших, его надолго не хватит.

Меня привезли к дому, но идти в пустую квартиру совсем не хотелось. И хотя на улице еще было довольно темно и прохладно, я предпочла посидеть какое-то время на детской площадке.

Устроившись на лавочке у песочницы, я охватила голову руками и опять затряслась в беззвучных на этот раз рыданиях. Затем состояние истерии сменилось ступором, у меня было ощущение, что голова уже не выдерживает таких эмоций и такого наплыва самых разнообразных мыслей, и я просто схожу с ума. А ведь это только начало, дальше мне придется с этой болью научиться жить и решать проблемы, теперь-то их определенно прибавится. Хотя судьба в целом меня никогда особо не баловала и я всю жизнь только и делала, что преодолевала какие-то трудности, но тем не менее…

Как же теперь жить? Что делать дальше? У меня только появился шанс выбраться из нищеты, из положения вечной одиночки, и вот снова я одна.

Кстати, простите, за всеми своими переживаниями, я совсем забыла представиться, я – Настя, точнее Анастасия Морозова, как вы уже поняли, выросла я в детском доме. Наши с Вадимом родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было 2 года, а брату 7 лет. Нас воспитывала бабушка, но спустя год от нервного истощения и болезней, умерла и она. С тех самых пор начался мой личный ад, хоть я многого и не помню, но на моей жизни отразились все последующие события. Началось все с того, что нас с братом разлучили, я попала в дом малютки, а он в интернат, причем в разных городах. Почему так произошло? Мне сложно ответить, вроде как в Твери в доме малютки в то время шел ремонт и его воспитанников распределяли по тем заведениям, в которых были свободные места. Позже часть ребят, возможно, вернули, а может все, как и я, так и остались в своих временных пристанищах.

Мне тяжело давалась жизнь в казенном доме, потому как я никогда не была компанейской девочкой, скорее считалась агрессивным волчонком. В доме малютки, как водится, все дети мечтают о родителях и сотрудники как могут, стараются привлечь к этой проблеме общественность. На моем веку даже было определено в семьи около семи человек, однако я никогда не вызывала ни малейшего интереса у потенциальных усыновителей. Меня не любили воспитатели, считая меня асоциальной, ровесники не хотели со мной играть и соответственно, моя характеристика со стороны педагогического состава никак не могла поспособствовать тому, чтобы меня заметили и тем более, захотели сделать своей дочерью, какие-нибудь добрые люди.

Как только я подросла, у меня начались еще более серьезные проблемы со сверстниками, меня сперва травили, а потом попросту оставили в покое, не замечая, чему я была даже рада. В качестве изгоя я чувствовала себя куда спокойнее. Таковым оставалось мое положение до самого окончания школы. В те более зрелые годы я тоже и не мечтала о семье, потому как слышала множество историй о том, как над детьми, попавшими под опеку посторонних людей, частенько издеваются новоиспеченные родители. И вправду, зачем кому-то чужой ребенок, тем более взрослый со своими проблемами и переходным возрастом. Не зря ведь большинство бездетных пар стремится взять в семью именно младенцев, их можно хоть попытаться воспитать под себя, да и то если гены не возьмут вверх. Так я рассуждала всегда, и хотя истории известно множество позитивных моментов, я считала их исключением, а суровой правды жизни я боялась и потому не желала становиться частью чьей-то чужой семьи. Возможно, именно благодаря этим моим убеждениям мне и удавалось сохранять спокойствие, в то время как многие мои «собратья» по несчастью даже будучи уже подростками все время грезили о том, что за ними однажды придет прекрасная и любящая мама и очень расстраивались от того, что этого не происходило.