Пола Хокинс - Тлеющий огонь

– Ушел? – переспросила Бровастая. – Вы сказали: «Потом он ушел». Что вы имели в виду, Лора?

– Я имею в виду, что он ушел. Он ушел, вышел, что же еще? После того как мы подрались – на самом деле даже не дрались, а так… – после этого он просто надел джинсы, вышел и оставил меня там.

– В своем доме… на барже, одну?

– Ну да. Полагаю, он был из доверчивых, – сказала она и засмеялась, понимая, как это неуместно, но все же не сумев удержаться. Разве не смешно, что он проявил доверчивость? В таких-то обстоятельствах? Может, и не очень смешно, но все же. Начав смеяться, она поняла, что никак не может остановиться. Почувствовала, как лицо заливает краска, словно от удушья.

Детективы обменялись взглядами. Бровастая пожала плечами.

– Пойду принесу ей воды, – сказала она наконец.

Через мгновение Лора услышала ее крик, но не из кухни, а из ванной.

– Сэр, вы не подойдете сюда на минутку?

Лысый поднялся, и Лора почувствовала, что ее охватывает паника, и ей было уже не до смеха.

– Постойте, я не разрешала туда входить, – заявила она, но было уже слишком поздно.

Лора пошла за ним к ванной, у порога которой стояла Бровастая, указывая сначала на раковину, где она оставила часы (несомненно, принадлежавшие Дэниелу Сазерленду, поскольку на задней крышке были выгравированы его инициалы), а затем на ее валявшуюся в углу футболку, перепачканную кровью.

– Я порезалась, – объяснила Лора, чувствуя, что лицо ее пылает. – Я вам говорила. Я порезалась, когда лезла в окно.

– Об этом вы говорили, – подтвердила Бровастая. – А не хотите рассказать нам и о часах тоже?

– Я их взяла, – хмуро призналась Лора, – это ясно. Я действительно их забрала. Но это не то, что вы думаете. Я сделала это ему назло. Хотела… не знаю, бросить в канал и сказать, чтобы за ними нырял. Но потом я… Ну, я подумала, что эти часы могут для него что-то значить. Понимаете, когда я увидела гравировку на обратной стороне, то подумала: а что, если их перед смертью отдала ему мать или что-то в этом роде и они были особенными? Я собиралась вернуть их ему.

Лысый посмотрел на нее с грустью, как будто у него были очень плохие новости, что в общем-то так и было.

– Сейчас, – сказал он, – мы поступим следующим образом. Мы отвезем вас в полицейский участок, чтобы задать еще несколько вопросов. Вам придется отвечать на вопросы под присягой, вы понимаете, что это значит? А еще мы собираемся взять у вас образцы, которые сравним с найденными на месте преступления.

– Образцы? Какие образцы?

– В участке сотрудник возьмет у вас материал из-под ногтей, расчешет вам волосы, чтобы получить их образец, вот так. В этом нет ничего страшного, так что беспокоиться не о чем…

– А если я буду против? – Голос Лоры дрожал, ей хотелось, чтобы кто-то ей помог, но она не знала кто. – Я могу отказаться?

– Все в порядке, Лора, – успокаивающе заверила Бровастая. – Все очень легко и просто, вам совершенно нечего бояться.

– Это неправда! – возразила Лора. – Вы знаете, что это неправда!

– Кроме того, – продолжал Лысый, – мы собираемся запросить ордер на обыск вашей квартиры, и вы наверняка понимаете, что в данной ситуации у нас не возникнет проблем с его получением. Поэтому, если, по вашему мнению, нам следует знать что-то еще, то сейчас самое время об этом рассказать. Договорились?

Лора пыталась сообразить, что еще должна им сообщить, но в голову ничего не приходило. Бровастая заговорила с ней, коснулась ее руки, и Лора вздрогнула.

– А ваша одежда, Лора? Вы можете показать нам, во что были одеты в пятницу вечером?

Подбирая с пола то, что попадалось под руку, Лора протянула им джинсы, которые, может, были на ней в тот день, а может, и нет, швырнула лифчик. Потом отправилась в туалет, оставив детективов в коридоре. Лысый наклонился, чтобы лучше слышать, что ему говорила Бровастая. Задержавшись у двери в туалет, Лора разобрала лишь несколько слов: «гравировка», «странная», «не все дома» и «не так ли».

Сидя в туалете со спущенными к щиколоткам трусиками, Лора грустно улыбнулась самой себе. Ее обзывали и хуже. Не все дома? «Не все дома» было ерундой, «не все дома» было даже комплиментом по сравнению с тем, что ей приходилось слышать в свой адрес на протяжении многих лет: идиотка, уродина, убожество, тупица, кретинка, психопатка .

Дэниел Сазерленд назвал ее гребаной психопаткой, когда она набросилась на него и стала отчаянно пинать, бить и царапать. Он схватил ее за предплечья, так что его большие пальцы впились в ее плоть: «Гребаная психопатка… сумасшедшая сука!»